Он
носил на груди тяжелую цепь из золотых медалей, брал по двести рублей за выход, гордился тем, что вот уже пять лет не надевает других костюмов, кроме муаровых, неизбежно чувствовал себя после вечеров «разбитым» и с приподнятой горечью говорил про себя: «Да!
Впрочем, быть генерал-адъютантом, // Украшенья
носить на груди — // С меньшим званием, с меньшим талантом // Можно… Светел твой путь впереди! // Не одно, целых три состоянья // На своем ты веку проживешь: // Как не хватит отцов достоянья, // Ты жену с миллионом возьмешь; // А потом ты повысишься чином — // Подоспеет казенный оклад. // По таким—то разумным причинам // Твоему я бездействию рад!
После этого он сам стал меня спрашивать о том, почему у них, удэхейцев, много есть разных «севохи», а у нас, русских, только один, почему всегда он изображает человека с раскрытыми руками, почему его
носят на груди. В заключение он выразил свое неудовольствие по адресу какого-то Фоки, который привез ему «лоца севохини», но не сказал, зачем его надо носить. Если для удачной охоты, то на какого зверя, а если против болезни, то какой именно.
Сам капитан Любавин был еще молод. Его относительно солидный чин и знаменательный крестик Георгия, который он
носил на груди, были приобретены им еще в Японскую кампанию, где он отличился в рядах армии, будучи совсем еще юным офицером. И горячий порыв обоих юношей-подростков тронул его до глубины души, найдя в нем, молодом и горячем воине, полное сочувствие.
— Примите также сию безделку, знак братского союза нашего, и
носите на груди вашей всякий раз, когда посетите общество.
Неточные совпадения
Он был тоже из «молодых», то есть ему недавно минуло сорок лет, но он уже метил в государственные люди и
на каждой стороне
груди носил по звезде.
Он уже не слушал возбужденную речь Нехаевой, а смотрел
на нее и думал: почему именно эта неприглядная, с плоской
грудью, больная опасной болезнью, осуждена кем-то
носить в себе такие жуткие мысли?
Но знай, что бы я ни сделал прежде, теперь или впереди, — ничто, ничто не может сравниться в подлости с тем бесчестием, которое именно теперь, именно в эту минуту
ношу вот здесь
на груди моей, вот тут, тут, которое действует и совершается и которое я полный хозяин остановить, могу остановить или совершить, заметь это себе!
Что означало это битье себя по
груди по этому месту и
на что он тем хотел указать — это была пока еще тайна, которую не знал никто в мире, которую он не открыл тогда даже Алеше, но в тайне этой заключался для него более чем позор, заключались гибель и самоубийство, он так уж решил, если не достанет тех трех тысяч, чтоб уплатить Катерине Ивановне и тем снять с своей
груди, «с того места
груди» позор, который он
носил на ней и который так давил его совесть.
Все время, пока я
носил эти полторы тысячи, зашитые
на груди, я каждый день и каждый час говорил себе: «Ты вор, ты вор!» Да я оттого и свирепствовал в этот месяц, оттого и дрался в трактире, оттого и отца избил, что чувствовал себя вором!