Неточные совпадения
— Вы полагаете? — многозначительно, глубокомысленно и политично сдвинул полковник брови и с неудовольствием шевельнул усами. — Это бунт, так сказать, противусословный, и я, по
долгу службы моей,
не отпущу вас туда.
После давешней крутой сцены он чувствовал какую-то усталость, какой-то упадок в груди; весь он как-то был утомлен, разбит, словно бы после длинного перехода или после непомерно
долгой верховой езды, но только это была усталость и разбитость
не совсем физическая, а более моральная, душевная, — ощущения, которые, впрочем, почти всегда сопровождают и сильную усталость физическую.
—
Не мода, а обязанность,
долг наш! — довольно гордо и
не без самодовольной рисовки ответила одна из барышень.
— Ваше преосвященство, — возразил губернатор, — моему сердцу жаль его, может,
не менее, чем вам; но… сердце человека должно молчать там, где действует неуклонный
долг администратора.
—
Не делалось, а делается, — с значительным ударением, скромно поправил владыка; — и вот именно, в качестве администратора моей епархии, на обязанности коего лежит, между прочим, блюсти за духовною нравственностью своей паствы, я считаю
долгом своим обратить внимание вашего превосходительства на то, что ныне делается в здешней воскресной школе.
— Опять маленькое резонерство! — подхватил Хвалынцев. — Это говорит голова или, пожалуй, сознание
долга, но никак
не сердце. Такого нестоящего человека как ни люби, а наконец все-таки станешь к нему равнодушною. Тогда что?
Самолюбие, сознание человеческого своего достоинства, чувство
долга, наконец,
не позволяют мне смалодушничать, бросить все, признать себя побежденным и бежать отсюда; я еще борюсь пока и буду бороться, но борьба подчас чересчур уже тяжела становится — тяжела потому, что бесцельна, потому что этим донкихотским боем с ветряными мельницами только свое я, свое самолюбие тешишь, а в результате бокам твоим все же больно!
— Нет, брат, Ардальоша, ты этого так
не говори! — вмешался золотушный пискунок; — это так оставить нельзя!
Долг каждого порядочного господина, если мы узнали такую штуку, наш прямой
долг чести предупредить поскорей порядочных людей об этом, а то ведь другие пострадать могут…
Арест у Свитки хотя тоже требовал этого последнего лишения, но все же
не на столь
долгий срок, и все же, в сущности, этот последний арест был несравненно легче первого, уже потому, что он мог быть только добровольным.
— Хотя я и гражданский человек, но… одобряю! — заметил, с благосклонным жестом, его превосходительство. — Военная служба для молодого человека
не мешает… это формирует, регулирует… Это хорошо, одним словом!.. Постарайтесь и на новом своем поприще стойко исполнять то, к чему взывают
долг и честь и ваша совесть. Я надеюсь, что вы вполне оправдаете ту лестную рекомендацию, которую сделал мне о вас многоуважаемый Иосиф Игнатьевич.
Хвалынцев чувствовал, что относительно Татьяны у него
не чиста совесть, а чем
дольше тянутся эти проволочки, тем
не чище и тяжелее становится на совести, но признаться в этом самому себе, беспощадно обнажить перед собою это нехорошее чувство, назвать его настоящим именем у него духу
не хватало.
Все имущество корнета, кроме носильного платья, заключалось в серебряных ментишкетах да в дорожном погребце, причем, однако, он какими-то судьбами мог служить в гусарах; этому, впрочем, помогало необыкновенно ловкое уменье делать
долги,
не теряя собственного достоинства.
Бейгуш с улыбкой, в которой выражалась явная затруднительность дать ей какой-либо ответ на это, только плечами пожал; но из двух «вопросов», возбужденных Лидинькой, возник очень оживленный и даже горячий спор, в котором приняла участие большая часть присутствующих. И после
долгих пререканий порешили наконец на том, что ни снимать салоп, ни целовать руку мужчина женщине отнюдь
не должен. Лидинька искренно торжествовала.
Лубянская вручила ему свои деньги, и Полояров записал их на приход; но эта запись нисколько
не помешала ему тут же из этих самых денег отдать
долг сапожному подмастерью за новые подметки к его собственным сапогам, принесенным в это время.
Полояров распоряжался кассой и вообще был главным администратором коммуны. Раз в месяц он обязан был в общем собрании представлять членам-общежителям отчет во всех приходах и по всем расходам, употребленным на общие нужды. Потому у Ардальона чаще и больше, чем у других, водились деньги. В крайнем же случае он всегда обращался либо к Сусанне, либо к князю Сапово-Неплохово с просьбой дать в
долг на имя коммуны, и конечно, никогда почти
не получал отказа: делал
долг ведь
не Ардальон, а коммуна!
Во-первых,
не ваше дело мешаться; во-вторых, на основании ассоциации мы все несем равные расходы и все вместе обеспечиваем наши общие
долги.
Я, как честный человек, считаю с своей стороны
долгом предупредить тебя, что я
не возьму на себя ни малейшей заботы об этом ребенке, если ты вздумаешь делать глупости, оставлять его.
Мы еще вменяли себе в гражданский
долг делать им грациозные книксены, приправленные сентиментальными улыбками. Мы слыхали только, что поляки хотят свободы — и этого словца для нас было уже достаточно, чтобы мы, во имя либерализма, позволили корнать себя по Днепр, от моря до моря. Они говорили нам, что «это, мол, все наше» — мы кланялись и верили.
Не верить и отстаивать «захваченное» было бы
не либерально, а мы так боялись, чтобы кто
не подумал, будто мы
не либеральны.
Против более чем двухтысячной толпы, расточительно-щедрой в своем деспотически-злобном опьянении на всяческую хулу, оскорбление и насилие, стоял один человек,
не защищенный ничем, кроме своего личного убеждения, кроме непоколебимого, глубокого сознания
долга, права и чести.
—
Не стоит благодарности-с, ваше превосходительство… Помилуйте-с… Мой
долг… рад живот положить!.. Какое распоряжение изволите теперь сделать-с?.. В острог?.. — Очень хорошо-с. Ну, любезнейшие, пожалуйте-с!.. Милости просим на казенное содержание!.. А что? Будете теперь сомневаться, от кого мы письма получаем? Будете требовать отчетов? ась?..
— Ну, батенька! это
долгая история повествовать-то вам! Да и наскучило уж мне!.. Одним словом, поверьте: если я говорю так, то уж, значит, есть серьезные основания! Я на ветер говорить
не стану… Я ведь сам-с, на своей шкуре перенес все это! — энергически уверяет Ардальон Полояров.
Впрочем, Фрумкину
не для чего уже было восставать против Ардальона. Во время его ареста практичный Моисей сумел так ловко обделать свои делишки, что за
долги коммуны, принятые им на себя, перевел типографию на свое имя, в полную свою собственность, совсем уже забрал в руки юного князя и кончил тем, что в одно прекрасное утро покинул вместе с ним на произвол судьбы коммуну и ее обитателей. Князь переселился к Фрумкину мечтать о скорейшем осуществлении «собственного своего журнала».
Государь император, имея в виду, что при многих воинских частях также учреждены воскресные бесплатные школы, что по затруднительности за ними надзора злоумышленные люди могут и в этих школах проводить вредные и ложные учения, что притом обнаружены уже некоторые преступные покушения увлечь и нижних чинов к нарушению
долга службы и присяги, высочайше повелеть соизволил, в предупреждение могущих быть пагубных последствий, ныне же закрыть все учрежденные при войсках воскресные школы и вообще всякие училища для лиц,
не принадлежащих к военному ведомству, и впредь никаких сборищ посторонних людей в зданиях, занимаемых войсками, отнюдь
не допускать».
Неточные совпадения
В овошенных лавках ничего
не дают в
долг.
Кто видывал, как слушает // Своих захожих странников // Крестьянская семья, // Поймет, что ни работою // Ни вечною заботою, // Ни игом рабства
долгого, // Ни кабаком самим // Еще народу русскому // Пределы
не поставлены: // Пред ним широкий путь. // Когда изменят пахарю // Поля старозапашные, // Клочки в лесных окраинах // Он пробует пахать. // Работы тут достаточно. // Зато полоски новые // Дают без удобрения // Обильный урожай. // Такая почва добрая — // Душа народа русского… // О сеятель! приди!..
Так, схоронив покойника, // Родные и знакомые // О нем лишь говорят, // Покамест
не управятся // С хозяйским угощением // И
не начнут зевать, — // Так и галденье
долгое // За чарочкой, под ивою, // Все, почитай, сложилося // В поминки по подрезанным // Помещичьим «крепям».
А если и действительно // Свой
долг мы ложно поняли // И наше назначение //
Не в том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью // И жить чужим трудом, // Так надо было ранее // Сказать… Чему учился я? // Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную // И думал век так жить… // И вдруг… Владыко праведный!..»
Победа над Наполеоном еще более утвердила их в этом мнении, и едва ли
не в эту самую эпоху сложилась знаменитая пословица:"Шапками закидаем!", которая впоследствии
долгое время служила девизом глуповских подвигов на поле брани.