Каждый в отдельности, невольно поддаваясь в душе чувству страха за возможность неблагоприятного ареста, хотел бы как-нибудь увильнуть от него и потому стремился исчезнуть куда ни на есть из коммуны, укрыться где-нибудь на стороне, в месте укромном, глухом и безопасном, и каждый
в то же самое время ясно провидел в другом подобное же эгоистическое стремление; но Малгоржану, например, не хотелось, чтобы Анцыфров избежал ареста, тогда как сам он, оставаясь в коммуне, подвергнется ему; равно и Анцыфрову не хотелось, чтобы и Малгоржан укрылся, если ему, Анцыфрову, предлежит сия печальная участь.
Неточные совпадения
Потом с точно таким
же наслаждением он наполнил другую для
самого себя и, придвинув возможно ближе свое кресло, уселся как раз против Пшецыньского, затем, тихо дотронувшись обеими ладонями до его коленей и пытливо засматривая
в его глаза, спросил каким-то нежно-ласковым, как бы расслабленным и
в то же время таинственно-серьезным тоном...
Большинство трех голосов оказалось на стороне исключения. Два из них принадлежали
самому председателю, который некоторое
время колебался было, отдать ли эти два голоса
в пользу устиновского предложения или
в пользу его противников, но из столь затруднительного колебания вывел его опять-таки все
тот же находчивый и предусмотрительный Феликс Мартынович Подвиляньский.
Около четверти часа прошло
в совершенном молчании, Хвалынцев сидел и барабанил ногтями по столу, а Устинов все еще продолжал расхаживать, и только
время от
времени та же самая полупрезрительная, полуравнодушная усмешка появлялась на его губах.
Как часто бывает с человеком, который
в критическую минуту полнейшего отсутствия каких бы
то ни было денег начинает вдруг шарить по всем карманам старого своего платья,
в чаянии авось-либо обретется где какой-нибудь забытый, завалящий двугривенник, хотя
сам в то же время почти вполне убежден, что двугривенника
в жилетках нет и быть не может, — так точно и Ардальон Полояров, ходючи по комнате, присел к столу и почти безотчетно стал рыться
в ящиках, перебирая старые бумаги, словно бы они могли вдруг подать ему какой-нибудь дельный, практический совет.
— Ге-ге! Куда хватили! — ухмыльнулся обличитель. — А позвольте спросить, за что
же вы это к суду потянете? Что
же вы на суде говорить-то станете? — что вот, меня, мол, господин Полояров изобразил
в своем сочинении? Это, что ли? А суд вас спросит: стало быть, вы признали
самого себя? Ну, с чем вас и поздравляю! Ведь нынче, батюшка, не
те времена-с; нынче гласность! газеты! — втемную, значит, нельзя сыграть! Почему вы тут признаете себя? Разве Низкохлебов
то же самое, что Верхохлебов.
Но замечательнее всего, что все
те, которые имели честь быть представлены графу,
в глубине души своей очень хорошо понимали и чувствовали, относительно себя,
то же самое, что чувствовал к ним и граф Маржецкий, — словно бы, действительно, все они были варвары и татары пред этим представителем европейской цивилизации и аристократизма; и
в то же время каждый из них как бы стремился изобразить чем-то, что он-то, собственно,
сам по себе, да и все-то мы вообще вовсе не варвары и не татары, а очень либеральные и цивилизованные люди, но… но… сила, поставленная свыше, и т. д.
Это уже слишком!» — злобно бормотал он, стиснув зубы, а рассудок меж
тем скромно подшептывал
в это
самое время простой вопрос: «чем
же ты это, любезный друг, им докажешь?» — И досадливая злоба еще пуще подступала к его сердцу.
Оба молчали, и обоим начинало становиться как-то неловко, и оба чувствовали
в то же время один
в другом
ту же самую неловкость. А неловкость эта нашла оттого, что Стрешнева все больше и больше угадывала
в Хвалынцеве присутствие какой-то неискренности и затаенности, и он тоже понял, что она угадала
в нем именно это. Молчание начинало становиться тягостным.
Прошло несколько дней после ареста, наделавшего столько переполоха. Сожители все ожидали, что не сегодня — завтра нагрянут жандармы и их заберут. Каждый внезапный и порывистый звонок приводил их
в смущение. И чего так страшились эти политические жеребята, они и
сами не знали, но только страшились, потому что
время тогда такое было… «Там берут, тут берут — отчего
же и нас не взять?» — все думает себе Малгоржан или Анцыфров, беспрестанно возвращаясь все к одной и
той же господствующей и тревожащей мысли.
Моисей мало-помалу успел и прочим членам внушить мысль, что Полояров, зарабатывая
сам очень немного и
в то же время распоряжаясь общими деньгами, живет по преимуществу на их общий счет.
Вот уже это признание почти совсем готово, вот уже оно вертится на языке,
само высказывается
в глазах, но… бог знает почему, только чувствуется
в то же время, что
в этом признании есть что-то роковое — и слово, готовое уже сорваться, как-то невольно,
само собою замирает на языке, а тяжелая дума еще злее после этого ложится на сердце,
в котором опять вот кто-то сидит и шепчет ему страшное название, и дарит его таким бесконечным самопрезрением.
Неточные совпадения
За все это он получал деньги по справочным ценам, которые
сам же сочинял, а так как для Мальки, Нельки и прочих
время было горячее и считать деньги некогда,
то расчеты кончались
тем, что он запускал руку
в мешок и таскал оттуда пригоршнями.
Между
тем новый градоначальник оказался молчалив и угрюм. Он прискакал
в Глупов, как говорится, во все лопатки (
время было такое, что нельзя было терять ни одной минуты) и едва вломился
в пределы городского выгона, как тут
же, на
самой границе, пересек уйму ямщиков. Но даже и это обстоятельство не охладило восторгов обывателей, потому что умы еще были полны воспоминаниями о недавних победах над турками, и все надеялись, что новый градоначальник во второй раз возьмет приступом крепость Хотин.
Было
время, — гремели обличители, — когда глуповцы древних Платонов и Сократов благочестием посрамляли; ныне
же не токмо
сами Платонами сделались, но даже
того горчае, ибо едва ли и Платон хлеб божий не
в уста, а на пол метал, как нынешняя некая модная затея
то делать повелевает".
И точно, он начал нечто подозревать. Его поразила тишина во
время дня и шорох во
время ночи. Он видел, как с наступлением сумерек какие-то тени бродили по городу и исчезали неведомо куда и как с рассветом дня
те же самые тени вновь появлялись
в городе и разбегались по домам. Несколько дней сряду повторялось это явление, и всякий раз он порывался выбежать из дома, чтобы лично расследовать причину ночной суматохи, но суеверный страх удерживал его. Как истинный прохвост, он боялся чертей и ведьм.
На грязном голом полу валялись два полуобнаженные человеческие остова (это были
сами блаженные, уже успевшие возвратиться с богомолья), которые бормотали и выкрикивали какие-то бессвязные слова и
в то же время вздрагивали, кривлялись и корчились, словно
в лихорадке.