Филарет умел хитро и ловко унижать
временную власть; в его проповедях просвечивал тот христианский неопределенный социализм, которым блистали Лакордер и другие дальновидные католики. Филарет с высоты своего первосвятительного амвона говорил о том, что человек никогда не может быть законно орудием другого, что между людьми может только быть обмен услуг, и это говорил он в государстве, где полнаселения — рабы.
В сущности она продолжала любить его. Ее красота давала ей над ним
временную власть. На ее страсть он отвечал ей страстью. Она довольствовалась этим, хотя внутренно считала себя оскорбленной, и за это-то оскорбление мстила ему сценами ревности и угрозами.
Неточные совпадения
— Подожди, куда ты? — остановил он Самгина и тотчас начал: —
Власть взял на себя
Временный комитет Думы, и образовался — как в пятом году — Совет рабочих депутатов. Это — что же будет: двоевластие? — спросил он, пытаясь остановить на лице Самгина дрожащие глаза.
Роковое значение имели слова ап. Павла: «Несть бо
власть, аще не от Бога», которые не имели никакого религиозного значения, а лишь
временное, историческое значение.
Но опьянение, испытываемое людьми при таких явлениях, как парады, выходы, церковные торжества, коронации, суть состояния
временные и острые, но есть другие — хронические, постоянные состояния опьянения, которые одинаково испытывают и люди, имеющие какую бы то ни было
власть, от
власти царя до полицейского, стоящего на улице, и люди, подчиняющиеся
власти и находящиеся в состоянии опьянения подобострастием, для оправдания этого своего состояния всегда приписывающие, как это проявлялось и проявляется у всех рабов, наибольшее значение и достоинство тем, кому они повинуются.
И потому сила эта не может хотеть от нас того, что неразумно и невозможно: устроения нашей
временной, плотской жизни, жизни общества или государства. Сила эта требует от нас того, что одно несомненно, и разумно, и возможно: служения царствию божию, т. е. содействия установлению наибольшего единения всего живущего, возможного только в истине, и потому признания открывшейся нам истины и исповедания ее, того самого, что одно всегда в нашей
власти.
Итак, на эмпирической поверхности происходит разложение религиозного начала
власти и торжествует секуляризация, а в мистической глубине подготовляется и назревает новое откровение
власти — явление теократии, предваряющее ее окончательное торжество за порогом этого зона [Термин древнегреческой философии, означающий «жизненный век», «вечность»; в иудео-христианской традиции означает «мир», но не в пространственном смысле (космос), а в историческом и
временном аспекте («век», «эпоха»).]