Он лежал в полудремоте. С некоторых пор у него с этим тихим часом стало связываться странное воспоминание. Он, конечно,
не видел, как темнело синее небо, как черные верхушки деревьев качались, рисуясь на звездной лазури, как хмурились лохматые «стрехи» стоявших кругом двора строений, как синяя мгла разливалась по земле вместе с тонким золотом лунного и звездного света. Но вот уже несколько дней он засыпал под каким-то особенным, чарующим впечатлением, в котором на другой день не мог дать себе отчета.
Неточные совпадения
Бабка
не слыхала в крике ребенка ничего особенного и,
видя, что мать говорит точно в смутном забытьи и, вероятно, просто бредит, оставила ее и занялась ребенком.
Она вздыхала полною грудью и шла вперед,
не оборачиваясь; если бы она сделала это, то
увидела бы странное выражение на лице мальчика.
Теплые прикосновения солнца быстро обмахивались кем-то, и струя ветра, звеня в уши, охватывая лицо, виски, голову до самого затылка, тянулась вокруг, как будто стараясь подхватить мальчика, увлечь его куда-то в пространство, которого он
не мог
видеть, унося сознание, навевая забывчивую истому.
Эти часы стали теперь для мальчика самым счастливым временем, и мать с жгучей ревностью
видела, что вечерние впечатления владеют ребенком даже в течение следующего дня, что даже на ее ласки он
не отвечает с прежнею безраздельностью, что, сидя у нее на руках и обнимая ее, он с задумчивым видом вспоминает вчерашнюю песню Иохима.
Он думал, что «милостивая пани» играет для собственного своего удовольствия и
не обращает на них внимания. Но Анна Михайловна слышала в промежутках, как смолкла ее соперница-дудка,
видела свою победу, и ее сердце билось от радости.
По-видимому, юмор живой речи в значительной степени оставался для него недоступным, и немудрено: он
не мог
видеть ни лукавых огоньков в глазах рассказчика, ни смеющихся морщин, ни подергивания длинными усами.
— Ну, ну, перестань же! — заговорила она тоном взрослой женщины. — Я давно
не сержусь. Я
вижу, ты жалеешь, что напугал меня…
— Потому что…
видишь ли… Я сам
не знаю почему…
Сначала это наблюдение испугало Максима.
Видя, что
не он один владеет умственным строем ребенка, что в этом строе сказывается что-то, от него
не зависящее и выходящее из-под его влияния, он испугался за участь своего питомца, испугался возможности таких запросов, которые могли бы послужить для слепого только причиной неутолимых страданий. И он пытался разыскать источник этих, откуда-то пробивающихся, родников, чтоб… навсегда закрыть их для блага слепого ребенка.
— Вот,
видишь ли, — заговорила она смущенно, — он говорит, что различает некоторую разницу в окраске аиста, только
не может ясно понять, в чем эта разница… Право, он сам первый заговорил об этом, и мне кажется, что это правда…
Казалось, так было хорошо. Мать
видела, что огражденная будто стеной душа ее сына дремлет в каком-то заколдованном полусне, искусственном, но спокойном. И она
не хотела нарушать этого равновесия, боялась его нарушить.
Молодежь, с детства отданная в школы, деревню
видела только в короткое каникулярное время, и потому у ней
не было того конкретного знания народа, каким отличались отцы-помещики.
Максим покачивал головой, бормотал что-то и окружал себя особенно густыми клубами дыма, что было признаком усиленной работы мысли; но он твердо стоял на своем и порой, ни к кому
не обращаясь, отпускал презрительные сентенции насчет неразумной женской любви и короткого бабьего ума, который, как известно, гораздо короче волоса; поэтому женщина
не может
видеть дальше минутного страдания и минутной радости.
— Вылечился, когда
увидел ваше «вольное козачество» на службе у турецкого деспотизма… Исторический маскарад и шарлатанство!.. Я понял, что история выкинула уже всю эту ветошь на задворки и что главное
не в этих красивых формах, а в целях… Тогда-то я и отправился в Италию. Даже
не зная языка этих людей, я был готов умереть за их стремления.
— Послушай, Аня, — спросил Максим у сестры по возвращении домой. —
Не знаешь ли ты, что случилось во время нашей поездки? Я
вижу, что мальчик изменился именно с этого дня.
— Я опять
видел сон… Я теперь часто
вижу сны, но ничего
не помню.
Хочу
видеть и
не могу освободиться от этого желания.
— Нет, — задумчиво ответил старик, — ничего бы
не вышло. Впрочем, я думаю, что вообще на известной душевной глубине впечатления от цветов и от звуков откладываются уже, как однородные. Мы говорим: он
видит все в розовом свете. Это значит, что человек настроен радостно. То же настроение может быть вызвано известным сочетанием звуков. Вообще звуки и цвета являются символами одинаковых душевных движений.
— Ничего… мне кажется, что я…
видел вас всех. Я ведь…
не сплю?
Неточные совпадения
Анна Андреевна. А я никакой совершенно
не ощутила робости; я просто
видела в нем образованного, светского, высшего тона человека, а о чинах его мне и нужды нет.
Осип (глядя в окно). Купцы какие-то хотят войти, да
не допускает квартальный. Машут бумагами: верно, вас хотят
видеть.
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого
не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только
увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и
не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Хлестаков. Вы, как я
вижу,
не охотник до сигарок. А я признаюсь: это моя слабость. Вот еще насчет женского полу, никак
не могу быть равнодушен. Как вы? Какие вам больше нравятся — брюнетки или блондинки?
А! а! покраснели!
Видите!
видите! Отчего ж вы
не говорите?