Неточные совпадения
Мать плакала и билась,
как подстреленная птица, прижимая ребенка к своей груди, между тем
как глаза мальчика глядели все тем
же неподвижным и суровым взглядом.
Наконец, к великой радости всех благомыслящих людей, дядя Максим за что-то сильно осердился на австрийцев и уехал в Италию: там он примкнул к такому
же забияке и еретику — Гарибальди, который,
как с ужасом передавали паны помещики, побратался с чертом и в грош не ставит самого Папу.
Должно быть, австрийцы тоже крепко осердились на дядю Максима. По временам в «Курьерке», исстари любимой газете панов помещиков, упоминалось в реляциях его имя в числе отчаянных гарибальдийских сподвижников, пока однажды из того
же «Курьерка» паны не узнали, что Максим упал вместе с лошадью на поле сражения. Разъяренные австрийцы, давно уже, очевидно, точившие зубы на заядлого волынца (которым, чуть ли не одним, по мнению его соотечественников, держался еще Гарибальди), изрубили его,
как капусту.
Да и вообще он стал серьезнее, угомонился, и только по временам его острый язык действовал так
же метко,
как некогда сабля.
С первых
же шагов, когда лучи теплого дня ударили ему в лицо, согрели нежную кожу, он инстинктивно поворачивал к солнцу свои незрячие глаза,
как будто чувствуя, к
какому центру тяготеет все окружающее.
Звон серпов смолк, но мальчик знает, что жнецы там, на горе, что они остались, но они не слышны, потому что они высоко, так
же высоко,
как сосны, шум которых он слышал, стоя под утесом. А внизу, над рекой, раздается частый ровный топот конских копыт… Их много, от них стоит неясный гул там, в темноте, под горой. Это «идут козаки».
Они сидят на лошадях такие
же,
как «Хведько», усатые, такие
же сгорбленные, такие
же старые.
Они тихо подвигаются бесформенными тенями в темноте и так
же,
как «Хведько», о чем-то плачут, быть может, оттого, что и над горой и над долиной стоят эти печальные, протяжные стоны Иохимовой песни, — песни о «необачном козачине», что променял молодую женку на походную трубку и на боевые невзгоды.
На следующий день, сидя на том
же месте, мальчик вспомнил о вчерашнем столкновении. В этом воспоминании теперь не было досады. Напротив, ему даже захотелось, чтоб опять пришла эта девочка с таким приятным, спокойным голосом,
какого он никогда еще не слыхал. Знакомые ему дети громко кричали, смеялись, дрались и плакали, но ни один из них не говорил так приятно. Ему стало жаль, что он обидел незнакомку, которая, вероятно, никогда более не вернется.
Когда
же, подняв кверху задумчивое лицо, она сообщала ему: «Ах,
какая туча идет,
какая туча темная-претемная!» — он ощущал сразу будто холодное дуновение и слышал в ее голосе пугающий шорох ползущего по небу, где-то в далекой высоте, чудовища.
Они глухи на страстные призывы грешной жизни и идут по грустному пути долга так
же спокойно,
как и по пути самого яркого личного счастья.
Они кажутся холодными,
как снежные вершины, и так
же,
как они, величавы.
Зато, если он и не дрался с своими сыновьями на кулачки,
как Бульба, то все
же между ними происходили постоянные и очень свирепые стычки, которые не ограничивались ни временем, ни местом.
— Таки видно, что недаром в школе учились, — говаривал он, самодовольно поглядывая на слушателей. — А все
же, я вам скажу, мой Хведько вас обоих и введет, и выведет,
как телят на веревочке, вот что!.. Ну а я и сам его, шельму, в свой кисет уложу и в карман спрячу. Вот и значит, что вы передо мною все равно, что щенята перед старым псом.
В один из таких вечеров Эвелина не успела спохватиться,
как разговор опять перешел на щекотливые темы.
Как это случилось, кто начал первый, — ни она, да и никто не мог бы сказать. Это вышло так
же незаметно,
как незаметно потухла заря и по саду расползлись вечерние тени,
как незаметно завел соловей в кустах свою вечернюю песню.
Слепой взял ее за руки с удивлением и участием. Эта вспышка со стороны его спокойной и всегда выдержанной подруги была так неожиданна и необъяснима! Он прислушивался одновременно к ее плачу и к тому странному отголоску,
каким отзывался этот плач в его собственном сердце. Ему вспомнились давние годы. Он сидел на холме с такою
же грустью, а она плакала над ним так
же,
как и теперь…
— Ну да, ну да, конечно! — ответила она с торопливым волнением. —
Какой ты глупый! Неужели тебе никогда не приходило это в голову? Ведь это
же так просто! На ком
же тебе и жениться,
как не на мне?
И опять ему вспомнилось детство, тихий плеск реки, первое знакомство с Эвелиной и ее горькие слезы при слове «слепой»… Инстинктивно почувствовал он, что теперь опять причиняет ей такую
же рану, и остановился. Несколько секунд стояла тишина, только вода тихо и ласково звенела в шлюзах. Эвелины совсем не было слышно,
как будто она исчезла. По ее лицу действительно пробежала судорога, но девушка овладела собой, и, когда она заговорила, голос ее звучал беспечно и шутливо.
Одну минуту можно было подумать, что он не находит в своей душе того, к чему прислушивается с таким жадным вниманием. Но потом, хотя все с тем
же удивленным видом и все
как будто не дождавшись чего-то, он дрогнул, тронул клавиши и, подхваченный новой волной нахлынувшего чувства, отдался весь плавным, звонким и певучим аккордам…
«Что это было со мной?» — подумал он, и в то
же мгновение в его памяти прозвучали слова, которые она сказала вчера, в сумерки, у старой мельницы: «Неужели ты никогда не думал об этом?..
Какой ты глупый!..»
Он быстро вскочил, оделся и по росистым дорожкам сада побежал к старой мельнице. Вода журчала,
как вчера, и так
же шептались кусты черемухи, только вчера было темно, а теперь стояло яркое солнечное утро. И никогда еще он не «чувствовал» света так ясно. Казалось, вместе с душистою сыростью, с ощущением утренней свежести в него проникли эти смеющиеся лучи веселого дня, щекотавшие его нервы.
—
Какое проклятье — быть безногим чурбаном! Ты забываешь, что я не лазаю по колокольням, а от баб, видно, не добьешься толку. Эвелина, попробуй хоть ты сказать разумно, что
же такое было на колокольне?
— Так
же,
как иные не выносят праздничного трезвона. Пожалуй, что мое сравнение и верно, и мне даже приходит в голову дальнейшее сопоставление: существует также «малиновый» звон,
как и малиновый цвет. Оба они очень близки к красному, но только глубже, ровнее и мягче. Когда колокольчик долго был в употреблении, то он,
как говорят любители, вызванивается. В его звуке исчезают неровности, режущие ухо, и тогда-то звон этот зовут малиновым. Того
же эффекта достигают умелым подбором нескольких подголосков.
— Нет, — задумчиво ответил старик, — ничего бы не вышло. Впрочем, я думаю, что вообще на известной душевной глубине впечатления от цветов и от звуков откладываются уже,
как однородные. Мы говорим: он видит все в розовом свете. Это значит, что человек настроен радостно. То
же настроение может быть вызвано известным сочетанием звуков. Вообще звуки и цвета являются символами одинаковых душевных движений.
Старик внимательно смотрел на юношу-слепца… Тот стоял бледный, но уже успокоившийся. При первых
же звуках песни его руки нервно забегали по струнам,
как будто покрывая их звоном ее резкие ноты… Бричка опять тронулась, но старик долго оглядывался назад.
Для Петра началось молодое тихое счастье, но сквозь это счастье все
же пробивалась какая-то тревога: в самые светлые минуты он улыбался так, что сквозь эту улыбку виднелось грустное сомнение,
как будто он не считал этого счастья законным и прочным.