Неточные совпадения
Я сказал матери, что
после церкви пойду к товарищу на весь день; мать
отпустила. Служба только началась еще в старом соборе, когда Крыштанович дернул меня за рукав, и мы незаметно вышли. Во мне шевелилось легкое угрызение совести, но, сказать правду, было также что-то необыкновенно заманчивое в этой полупреступной прогулке в часы, когда товарищи еще стоят на хорах собора, считая ектений и с нетерпением ожидая Херувимской. Казалось, даже самые улицы имели в эти часы особенный вид.
После обедни нас не
отпускали домой, а опять гнали в тот же класс. Предстояло объяснение евангелия. Опять пятиминутная перемена, звонок. Успевший переодеться в церкви законоучитель входит на кафедру. Первый вопрос его будет...
Мы ездили за клубникой целым домом, так что только повар Макей оставался в своей кухне, но и его
отпускали после обеда, и он всегда возвращался уже к вечеру с огромным кузовом чудесной клубники.
Царь милостиво взглянул на представленные ему образцы привезенной Иваном Кольцом дани из его «нового царства». Она состояла из великолепных соболей, лисиц и горностаев. Затем он
отпустил послов, наказав приближенным не забывать их достойным чествованием.
Неточные совпадения
Затем приказал князь обнести
послов водкою, да одарить по пирогу, да по платку алому, и, обложив данями многими,
отпустил от себя с честию.
Илья Ильич еще холоднее простился с толпой друзей. Тотчас
после первого письма старосты о недоимках и неурожае заменил он первого своего друга, повара, кухаркой, потом продал лошадей и, наконец,
отпустил прочих «друзей».
— Нет, я вас не
отпущу. Идите со мною. Я не спокойна, вы говорите; я не могу судить, вы говорите, — хорошо, обедайте у нас. Вы увидите, что я буду спокойна.
После обеда маменька спит, и мы можем говорить.
Собравшись с духом и отслуживши молебен Иверской, Алексей явился к Сенатору с просьбой
отпустить его за пять тысяч ассигнациями. Сенатор гордился своим поваром точно так, как гордился своим живописцем, а вследствие того денег не взял и сказал повару, что
отпустит его даром
после своей смерти.
Борьба насмерть шла внутри ее, и тут, как прежде, как
после, я удивлялся. Она ни разу не сказала слова, которое могло бы обидеть Катерину, по которому она могла бы догадаться, что Natalie знала о бывшем, — упрек был для меня. Мирно и тихо оставила она наш дом. Natalie ее
отпустила с такою кротостью, что простая женщина, рыдая, на коленях перед ней сама рассказала ей, что было, и все же наивное дитя народа просила прощенья.