Рославлев не понимал сам, что происходило в душе его; он не мог думать без восторга о своем счастии, и в то же время какая-то непонятная тоска сжимала его сердце; горел нетерпением прижать к груди своей Полину и почти радовался беспрестанным остановкам, отдалявшим
минуту блаженства, о которой недели две тому назад он едва смел мечтать, сидя перед огнем своего бивака.
Да будет ясно твое небо, да будет светла и безмятежна милая улыбка твоя, да будешь ты благословенна за
минуту блаженства и счастия, которое ты дала другому, одинокому, благодарному сердцу!
— Подари меня еще одной
минутой блаженства, душа моя, ангел мой! — говорит он, сажая ее на диван. — Еще один поцелуй, и я бегу от тебя, счастливейший из смертных!
Неточные совпадения
Блажен избравший себе из всех прекраснейшую страсть; растет и десятерится с каждым часом и
минутой безмерное его
блаженство, и входит он глубже и глубже в бесконечный рай своей души.
— Ни единой
минуты не верил, что ты убийца, — вдруг вырвалось дрожащим голосом из груди Алеши, и он поднял правую руку вверх, как бы призывая Бога в свидетели своих слов.
Блаженство озарило мгновенно все лицо Мити.
То, знаете, кровь кипит, тревожно что-то, и в сладком чувстве есть как будто какое-то мученье, так что даже тяжело это, хотя нечего и говорить, какое это
блаженство, что за такую
минуту можно, кажется, жизнью пожертвовать, — да и жертвуют, Вера Павловна; значит, большое
блаженство, а все не то, совсем не то.
Тем не менее, как ни оторван был от жизни идеализм сороковых годов, но лично своим адептам он доставлял поистине сладкие
минуты. Мысли горели, сердца учащенно бились, все существо до краев переполнялось
блаженством. Спасибо и за это. Бывают сермяжные эпохи, когда душа жаждет, чтобы хоть шепотом кто-нибудь произнес: sursum corda! [Горе имеем сердца! (лат.)] — и не дождется…
Вообразил я себе, как бы я целовал эту могилу, звал бы тебя из нее, хоть на одну
минуту, и молил бы у бога чуда, чтоб ты хоть на одно мгновение воскресла бы передо мною; представилось мне, как бы я бросился обнимать тебя, прижал бы к себе, целовал и кажется, умер бы тут от
блаженства, что хоть одно мгновение мог еще раз, как прежде, обнять тебя.