Неточные совпадения
— Боже мой! — испуганно сказала мать. —
А ты
что же?
Ввиду этого он нанял себе в услужение мальчика Петрика, сына хозяйской кухарки. Кухарка, «пани Рымашевская», по прозванию баба Люба, была женщина очень толстая и крикливая. Про нее говорили вообще,
что это не баба,
а Ирод.
А сын у нее был смирный мальчик с бледным лицом, изрытым оспой, страдавший притом
же изнурительной лихорадкой. Скупой, как кащей, Уляницкий дешево уговорился с нею, и мальчик поступил в «суторыны».
Но вот, при первых
же звуках зловещего воя, вдруг произошла какая-то возня, из головы мары посыпался сноп искр, и сама она исчезла,
а солдат, как ни в
чем не бывало, через некоторое время закричал лодку…
Помню также,
что старшие не раз с ласковым пренебрежением уверяли меня,
что я ничего не понимаю,
а я удивлялся:
что же тут понимать?
Круглое лицо Сурина с добрыми глазами глядело прямо на меня с неосновательной надеждой,
что я что-то пойму,
а я с такой
же надеждой глядел на него.
Радомирецкий… Добродушный старик, плохо выбритый, с птичьим горбатым носом, вечно кричащий. Средними нотами своего голоса он, кажется, никогда не пользовался, и все
же его совсем не боялись. Преподавал он в высших классах год от году упраздняемую латынь,
а в низших — русскую и славянскую грамматику. Казалось,
что у этого человека половина внимания утратилась, и он не замечал уже многого, происходящего на его глазах… Точно у него, как у щедринского прокурора, одно око было дреманое.
—
А —
а, — усмехался Андриевский, — на улице?.. Так
что же,
что на улице. Познания не всегда обнаруживаются даже в классе.
А невежество проявляется на всяком месте…
Что он тогда говорил о «диве»?
А?
— То-то,
что не знал… Я
что же говорю? Не знал,
а распоряжался мирами…
Наконец в коридоре слышатся тяжелые шаги. «Егоров, Егоров…» В классе водворяется тишина, и мы с недоумением смотрим друг на друга…
Что же теперь будет?.. Толстая фигура с журналом подмышкой появляется на пороге и в изумлении отшатывается… Через минуту является встревоженный надзиратель, окидывает взглядом стены и стремглав убегает… В класс вдвигается огромная фигура инспектора…
А в перемену эпидемия перекидывается в младшие классы…
Но я сознавал,
что надежды нет,
что все кончено. Я чувствовал это по глубокой печали, разлитой кругом, и удивлялся,
что еще вчера я мог этого не чувствовать,
а еще сегодня веселился так беспечно… И в первый раз встал перед сознанием вопрос:
что же теперь будет с матерью, болезненной и слабой, и с нами?..
— Эх, Маша, Маша! И вы туда
же!.. Да, во — первых, я вовсе не пьяница;
а во — вторых, знаете ли вы, для
чего я пью? Посмотрите-ка вон на эту ласточку… Видите, как она смело распоряжается своим маленьким телом, куда хочет, туда его и бросит!.. Вон взвилась, вон ударилась книзу, даже взвизгнула от радости, слышите? Так вот я для
чего пью, Маша, чтобы испытать те самые ощущения, которые испытывает эта ласточка… Швыряй себя, куда хочешь, несись, куда вздумается…»
Оказалось,
что это был тот
же самый Балмашевский, но… возмутивший всех циркуляр он принялся применять не токмо за страх, но и за совесть: призывал детей, опрашивал, записывал «число комнат и прислуги». Дети уходили испуганные, со слезами и недобрыми предчувствиями,
а за ними исполнительный директор стал призывать беднейших родителей и на точном основании циркуляра убеждал их,
что воспитывать детей в гимназиях им трудно и нецелесообразно. По городу ходила его выразительная фраза...
Мне казалось только,
что речь идет как будто о каком-то городке вообще,
а не о нашем именно, типы
же взяты были скорее из книг,
чем из нашей жизни.
Он живет в сибирской глуши (кажется, в ссылке), работает в столичных журналах и в то
же время проникает в таинственные глубины народной жизни. Приятели у него — раскольники, умные крестьяне, рабочие. Они понимают его, он понимает их, и из этого союза растет что-то конспиративное и великое. Все,
что видно снаружи из его деятельности, — только средство.
А цель?..
А между тем,
что же делать с этим не дающим покоя новым ощущением свободы?
Когда я поднялся в это утро, все обычное и повседневное представлялось мне странно чужим, и мне все казалось,
что хотя теперь не зима,
а лето, но я все
же могу еще что-то исправить и что-то сделать, чтобы разыскать девочку, таким беспомощным, одиноким пятнышком рисовавшуюся на снегу в незнакомом мне пустыре.
Он не танцовал вовсе,
а между тем в первый
же раз, как я увидел его на ученическом вечере в клубе рядом с Леной, — я сразу почувствовал,
что исключительно «благовоспитанный молодой человек», которого редко можно встретить в нашем городишке, это именно он, этот хрупкий, но стройный юноша, с такой лениво — непринужденной грацией присевший на стул рядом с Леной.
Дверь в кабинет отворена… не более,
чем на ширину волоса, но все
же отворена…
а всегда он запирался. Дочь с замирающим сердцем подходит к щели. В глубине мерцает лампа, бросающая тусклый свет на окружающие предметы. Девочка стоит у двери. Войти или не войти? Она тихонько отходит. Но луч света, падающий тонкой нитью на мраморный пол, светил для нее лучом небесной надежды. Она вернулась, почти не зная,
что делает, ухватилась руками за половинки приотворенной двери и… вошла.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то
же время говорит про себя.)
А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид,
а слона повалит с ног. Только бы мне узнать,
что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из
чего же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну
что, где они?
А? Да говорите
же оттуда — все равно.
Что? очень строгий?
А?
А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!
— Да
чем же ситцы красные // Тут провинились, матушка? // Ума не приложу! — // «
А ситцы те французские — // Собачьей кровью крашены! // Ну… поняла теперь?..»
«
А чья
же?» // — Нашей вотчины. // «
Чего же он тут су́ется? // Ин вы у Бога нелюди?»
Пришел дьячок уволенный, // Тощой, как спичка серная, // И лясы распустил, //
Что счастие не в пажитях, // Не в соболях, не в золоте, // Не в дорогих камнях. // «
А в
чем же?» // — В благодушестве! // Пределы есть владениям // Господ, вельмож, царей земных, //
А мудрого владение — // Весь вертоград Христов! // Коль обогреет солнышко // Да пропущу косушечку, // Так вот и счастлив я! — // «
А где возьмешь косушечку?» // — Да вы
же дать сулилися…