Неточные совпадения
А это разве не абсурд, что государство (оно смело называть себя государством!) могло оставить без всякого контроля сексуальную жизнь. Кто, когда и сколько
хотел… Совершенно ненаучно, как звери. И как звери, вслепую, рожали детей. Не смешно ли: знать садоводство, куроводство, рыбоводство (у нас
есть точные данные, что они знали все это) и не суметь дойти до последней ступени этой логической лестницы: детоводства. Не додуматься до наших Материнской и Отцовской Норм.
Первое: я действительно получил наряд
быть именно в аудиториуме 112, как она мне и говорила.
Хотя вероятность
была —
Ну что «если бы? Что «если бы? Опять ее старая песня: ребенок. Или, может
быть, что-нибудь новое — относительно… относительно той?
Хотя уж тут как будто… Нет, это
было бы слишком нелепо.
— Ясно… То
есть я
хотел… (Это проклятое «ясно»!)
— Ну да, ну да! Вам бы, милейший, не математиком
быть, а поэтом, поэтом, да! Ей-ей, переходите к нам — в поэты, а? Ну,
хотите — мигом устрою, а?
В голове у меня крутилось, гудело динамо. Будда — желтое — ландыши — розовый полумесяц… Да, и вот это — и вот это еще: сегодня
хотела ко мне зайти О. Показать ей это извещение — относительно I-330? Я не знаю: она не поверит (да и как, в самом деле, поверить?), что я здесь ни при чем, что я совершенно… И знаю:
будет трудный, нелепый, абсолютно нелогичный разговор… Нет, только не это. Пусть все решится механически: просто пошлю ей копию с извещения.
Вдруг — рука вокруг моей шеи — губами в губы… нет, куда-то еще глубже, еще страшнее… Клянусь, это
было совершенно неожиданно для меня, и, может
быть, только потому… Ведь не мог же я — сейчас я это понимаю совершенно отчетливо — не мог же я сам
хотеть того, что потом случилось.
Милая, бедная О! Розовый рот — розовый полумесяц рожками книзу. Но не могу же я рассказать ей все, что
было, —
хотя б потому, что это сделает ее соучастницей моих преступлений: ведь я знаю, у ней не хватит силы пойти в Бюро Хранителей, и следовательно —
Я не торопил.
Хотя и понимал, что должен
быть счастлив и что нет большей чести, чем увенчать собою чьи-нибудь вечерние годы.
— А может
быть, мне нужно
было испытать тебя? Может
быть, мне нужно знать, что ты сделаешь все, что я
захочу, — что ты уж совсем мой?
Завтра — День Единогласия. Там, конечно,
будет и она, увижу ее, но только издали. Издали — это
будет больно, потому что мне надо, меня неудержимо тянет, чтобы — рядом с ней, чтобы — ее руки, ее плечо, ее волосы… Но я
хочу даже этой боли — пусть.
Нужно ли говорить, что у нас и здесь, как во всем, — ни для каких случайностей нет места, никаких неожиданностей
быть не может. И самые выборы имеют значение скорее символическое: напомнить, что мы единый, могучий миллионноклеточный организм, что мы — говоря словами «Евангелия» древних — единая Церковь. Потому что история Единого Государства не знает случая, чтобы в этот торжественный день
хотя бы один голос осмелился нарушить величественный унисон.
Я
хочу, чтобы она каждую минуту, всякую минуту, всегда
была со мной — только со мной.
— Может
быть, еще не поздно. Я
хочу вас попросить… Я
хочу, чтоб вы завтра
были со мной. Милая…
Первая мысль — кинуться туда и крикнуть ей: «Почему ты сегодня с ним? Почему не
хотела, чтобы я?» Но невидимая, благодетельная паутина крепко спутала руки и ноги; стиснув зубы, я железно сидел, не спуская глаз. Как сейчас: это острая, физическая боль в сердце; я, помню, подумал: «Если от нефизических причин может
быть физическая боль, то ясно, что — »
Вероятно, у каждого из проходивших мимо
была мысль: «Если подойду я, один из всех, — не подумает ли он: я в чем-нибудь виноват и именно потому
хочу…»
Я шел один — по сумеречной улице. Ветер крутил меня, нес, гнал — как бумажку, обломки чугунного неба летели, летели — сквозь бесконечность им лететь еще день, два… Меня задевали юнифы встречных — но я шел один. Мне
было ясно: все спасены, но мне спасения уже нет, я не
хочу спасения…
— Мне кажется — я всегда ее ненавидел, с самого начала. Я боролся… А впрочем — нет, нет, не верьте мне: я мог и не
хотел спастись, я
хотел погибнуть, это
было мне дороже всего… то
есть не погибнуть, а чтобы она… И даже сейчас — даже сейчас, когда я уже все знаю… Вы знаете, вы знаете, что меня вызывал Благодетель?
И тогда я — захлебываясь, путаясь — все что
было, все, что записано здесь. О себе настоящем, и о себе лохматом, и то, что она сказала тогда о моих руках — да, именно с этого все и началось, — и как я тогда не
хотел исполнить свой долг, и как обманывал себя, и как она достала подложные удостоверения, и как я ржавел день ото дня, и коридоры внизу, и как там — за Стеною…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе
хочу, чтоб наш дом
был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое
было амбре, чтоб нельзя
было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести, то
есть не двести, а четыреста, — я не
хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно
было восемьсот.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто
хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что
будет, то
будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Наскучило идти — берешь извозчика и сидишь себе как барин, а не
хочешь заплатить ему — изволь: у каждого дома
есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол не сыщет.
Анна Андреевна. Цветное!.. Право, говоришь — лишь бы только наперекор. Оно тебе
будет гораздо лучше, потому что я
хочу надеть палевое; я очень люблю палевое.