Он не сомневался, что найдет в приятеле Шалонского поседевшего в делах, хитрого старика, всей душой привязанного к полякам; а вместо того видел перед собою человека лет пятидесяти, с самой привлекательной наружностью и с таким простодушным и откровенным лицом, что казалось, вся душа его была на языке и, как в чистом зеркале, изображалась в его
ясных взорах, исполненных добросердечия и чувствительности.
Ей показали ответ, и она как будто обрадовалась, что в нем не было совершенного отказа, и вдруг, немного подумав, с
ясным взором сказала:
Он потерял и сон и аппетит, // Молчал весь день и бредил в ночь, бывало, // По коридору бродит и грустит, // И ждет, чтоб платье мимо прожужжало, // Чтоб
ясный взор мелькнул… Суровый вид // Приняв, он иногда улыбкой хладной // Ответствовал на взор ее отрадный… // Любовь же неизбежна, как судьба, // А с сердцем страх невыгодна борьба! // Итак, мой Саша кончил с ним возиться // И положил с Маврушей объясниться.
Послушай, я забылся сном // Вчера в темнице. Слышу вдруг // Я приближающийся звук, // Знакомый, милый разговор, // И будто вижу
ясный взор… // И, пробудясь во тьме, скорей // Ищу тех звуков, тех очей… // Увы! они в груди моей! // Они на сердце, как печать, // Чтоб я не смел их забывать, // И жгут его, и вновь живят… // Они мой рай, они мой ад! // Для вспоминания об них // Жизнь — ничего, а вечность — миг!
— Куда тебе!.. Какая ты уходчица? —
ясным взором глядя на Фленушку, тихо проговорила Манефа. — Не сладить тебе!.. В неделю стоскуешься… Стара ведь я, опять же болезни мои… Нет, куда уж тебе справиться?
Неточные совпадения
Когда он разрушал, боролся со стихиями, предавал огню и мечу, еще могло казаться, что в нем олицетворяется что-то громадное, какая-то всепокоряющая сила, которая, независимо от своего содержания, может поражать воображение; теперь, когда он лежал поверженный и изнеможенный, когда ни на ком не тяготел его исполненный бесстыжества
взор, делалось
ясным, что это"громадное", это"всепокоряющее" — не что иное, как идиотство, не нашедшее себе границ.
Возвратясь домой, я сел верхом и поскакал в степь; я люблю скакать на горячей лошади по высокой траве, против пустынного ветра; с жадностью глотаю я благовонный воздух и устремляю
взоры в синюю даль, стараясь уловить туманные очерки предметов, которые ежеминутно становятся все
яснее и
яснее.
Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросанно и неприютно в тебе; не развеселят, не испугают
взоров дерзкие дива природы, венчанные дерзкими дивами искусства, города с многооконными высокими дворцами, вросшими в утесы, картинные дерева и плющи, вросшие в домы, в шуме и в вечной пыли водопадов; не опрокинется назад голова посмотреть на громоздящиеся без конца над нею и в вышине каменные глыбы; не блеснут сквозь наброшенные одна на другую темные арки, опутанные виноградными сучьями, плющами и несметными миллионами диких роз, не блеснут сквозь них вдали вечные линии сияющих гор, несущихся в серебряные
ясные небеса.
Князь вышел ни мрачный, ни
ясный:
взор его был тверд, так же как и шаг…
Представьте себе, любезные читатели, человека полного, высокого, лет семидесяти, с лицом, напоминающим несколько лицо Крылова, с
ясным и умным
взором под нависшей бровью, с важной осанкой, мерной речью, медлительной походкой: вот вам Овсяников.