«А какое ж это диво?» // «Где-то вздуется бурливо // Окиян, подымет вой, // Хлынет на берег пустой, // Расплеснется в шумном беге, // И очутятся на бреге, // В чешуе, как жар горя, // Тридцать
три богатыря, // Все красавцы молодые, // Великаны удалые, // Все равны, как на подбор, // С ними дядька Черномор».
Там еще другое диво: // Море вздуется бурливо, // Закипит, подымет вой, // Хлынет на берег пустой, // Расплеснется в скором беге, // И очутятся на бреге, // В чешуе, как жар горя, // Тридцать
три богатыря, // Все красавцы удалые, // Великаны молодые, // Все равны, как на подбор — // С ними дядька Черномор.
В свете ж вот какое чудо: // Остров на море лежит, // Град на острове стоит, // Каждый день идет там диво: // Море вздуется бурливо, // Закипит, подымет вой, // Хлынет на берег пустой, // Расплеснется в скором беге — // И останутся на бреге // Тридцать
три богатыря, // В чешуе златой горя, // Все красавцы молодые, // Великаны удалые, // Все равны, как на подбор; // Старый дядька Черномор // С ними из моря выходит // И попарно их выводит, // Чтобы остров тот хранить // И дозором обходить — // И той стражи нет надежней, // Ни храбрее, ни прилежней.
Неточные совпадения
Хозяйка предложила Нехлюдову тарантас доехать до полуэтапа, находившегося на конце села, но Нехлюдов предпочел идти пешком. Молодой малый, широкоплечий
богатырь, работник, в огромных свеже-вымазанных пахучим дегтем сапогах, взялся проводить. С неба шла мгла, и было так темно, что как только малый отделялся шага на
три в тех местах, где не падал свет из окон, Нехлюдов уже не видал его, а слышал только чмоканье его сапог по липкой, глубокой грязи.
Вихров давно уже слыхал о Кнопове и даже видел его несколько раз в клубе: это был громаднейший мужчина, великий зубоскал, рассказчик, и принадлежал к тем русским
богатырям, которые гнут кочерги, разгибают подковы, могут съесть за раз
три обеда: постный, скоромный и рыбный, что и делают они обыкновенно на первой неделе в клубах, могут выпить вина сколько угодно.
Не успели налить по второму стакану, как
три широкоплечих
богатыря в красных жилетках, обшитых галуном, и рваных картузах ввалились в трактир. Как сумасшедший вскочил Костыга, чуть стол не опрокинул. Улан за ним… Обнимаются, целуются… и с ними, и с Федей…
Три девицы под окном // Пряли поздно вечерком. // «Кабы я была царица, — // Говорит одна девица, — // То на весь крещеный мир // Приготовила б я пир». // — «Кабы я была царица, — // Говорит ее сестрица, — // То на весь бы мир одна // Наткала я полотна». // — «Кабы я была царица, — // Третья молвила сестрица, — // Я б для батюшки-царя // Родила
богатыря».
— Так вот его
три года врачи лечили, а брат платил; и по разным местам целители его исцеляли, и тоже не исцелили, а только деньги на молитвы брали. И вся огромнейшая семья
богатыря в разор пришла. А Лидия приехала к дяде гостить и говорит: «Этому можно попробовать помочь, только надо это с терпением».