Неточные совпадения
— А потому,
что я сам целовал крест королевичу Владиславу и
при себе не дам никому ругаться его именем.
— Ему бы поучиться летать у жены своей, Маринки, — сказал стрелец. — Говорят, будто б эта ведьма, когда приступили к царским палатам,
при всех обернулась сорокою, да и порх в окно!..
Чему ж ты ухмыляешься? — продолжал он, обращаясь к купцу. — Чай, и до тебя этот слух дошел?
— От пана Гонсевского? А, это другое дело! Милости просим! Я тотчас доложу боярину. Дозволь только спросить:
при тебе,
что ль, получили известие в Москве о славной победе короля польского?
Отвращение, чувствуемое им к хозяину дома, удвоилось
при виде этой бесчеловечной забавы, которая кончилась тем,
что посиневшего от холода и едва живого старика оттащили в застольную.
Второй, Замятня-Опалев, бывший
при сем царе думным дворянином, обещал с первого взгляда гораздо более,
чем отставной придворный: он был роста высокого и чрезвычайно дороден; огромная окладистая борода, покрывая дебелую грудь его, опускалась до самого пояса; все движения его были медленны; он говорил протяжно и с расстановкою.
Все,
что ни делалось
при дворе, становилось предметом их всегдашних порицаний; признание Лжедимитрия царем русским, междуцарствие, вторжение врагов в сердце России, — одним словом, все бедствия отечества были, по их мнению, следствием оказанной им несправедливости.
Но, — прибавлял он всегда с горькой улыбкою, — блажен муж, иже не иде на совет нечестивых!» В царствование Лжедимитрия, а потом Шуйского оба заштатные чиновника старались опять попасть ко двору; но попытки их не имели успеха, и они решились пристать к партии боярина Шалонского, который обнадежил Лесуту,
что с присоединением России к польской короне число сановников
при дворе короля Сигизмунда неминуемо удвоится и он не только займет
при оном место, равное прежней его степени, но даже, в награду усердной службы, получит звание одного из дворцовых маршалов его польского величества.
— Хороши же там сидят головы! — воскликнул Замятня. — «Горе тебе, граде, в нем же царь твой юн!» — вещает премудрый Соломон; да и
чего ждать от бояр, которые заседали в думе
при злодее Годунове?
— Вот то-то и есть! — подхватил Лесута. —
При блаженной памяти царе Феодоре Иоанновиче были головы, а нынче… Да
что тут говорить!.. Когда я служил
при светлом лице его, в сане стряпчего с ключом, то однажды его царское величество, идя от заутрени, изволил мне сказать…
— Помилуй, Фома Кондратьич! — перервала одна толстая сваха. — Да разве Татьяна не
при мне рассказывала,
что боярышня изволила выкликать всеми звериными голосами?
— Нельзя, любезный! Я должен быть
при тебе неотлучно; а ты видишь, у меня гости. Да
что тебе вздумалось?
— И, Юрий Дмитрич, кому его унимать! Говорят,
что при царе Борисе Феодоровиче его порядком было скрутили, а как началась суматоха, пошли самозванцы да поляки, так он принялся буянить пуще прежнего. Теперь времена такие: нигде не найдешь ни суда, ни расправы.
Мы говорили уже,
что он полагал почти священной обязанностью мстить за нанесенную обиду и, следовательно, не сомневался,
что Юрий, узнав о злодейском умысле боярина Кручины, сделается навсегда непримиримым врагом его, то есть
при первом удобном случае постарается отправить его на тот свет.
Да вот хоть
при пострижении в иноки Василья Шуйского: он один его отстаивал, и когда Шуйский не стал отвечать во время обряда и родственник мой, князь Василий Туренин, произносил за него все обеты, то знаешь ли,
что сделал Гермоген?
Юрий
при помощи Алексея приподнялся на ноги и только
что хотел идти, как вдруг позади его кто-то сказал...
Правда, бают,
при нем мертвецы наружу не показывались, а только по ночам холопи его слыхали,
что под землею кто-то охает и стонет.
— Бог весть! не узнаешь, любезный. Иногда удается и теляти волка поймати; а Пожарский не из простых воевод: хитер и на руку охулки не положит. Ну если каким ни есть случаем да посчастливится нижегородцам устоять против поляков и очистить Москву,
что тогда с нами будет? Тебя они величают изменником, да и я, чай, записан у Пожарского в нетех, так нам обоим жутко придется. А как будем
при Хоткевиче, то, какова ни мера, плохо пришло — в Польшу уедем и если не здесь, так там будем в чести.
— Да знаешь ли,
что этот мальчишка обидел меня за столом
при пане Тишкевиче и всех моих гостях? Вспомить не могу!.. — продолжал Кручина, засверкав глазами. — Этот щенок осмелился угрожать мне… и ты хочешь, чтоб я удовольствовался его смертью… Нет, черт возьми! я хотел и теперь еще хочу уморить его в кандалах: пусть он тает как свеча, пусть, умирая понемногу, узнает, каково оскорбить боярина Шалонского!
—
Что ж это! батька издевается,
что ль, над нами? — вскричал наконец Бычура. — Где видано держать два часа на исповеди? Кабы нас, так он успел бы уже давно десятка два отправить. Послушайте, ребята! войдемте в церковь:
при людях исповедовать нельзя, так ему придется нехотя кончить.
При появлении старшин никто не трогался с места: ни один казак не приподымал своей шапки, и даже нередко грубые насмешки и обидные прозвания раздавались вслед за проходящими начальниками, которых равнодушие доказывало,
что они давно уже привыкли к такому своевольству.
В некотором расстоянии от этого войска стояли особо человек пятьсот всадников, в числе которых заметны были также казаки; но порядок и тишина, ими наблюдаемая, и приметное уважение к старшинам, которые находились
при своих местах в беспрестанной готовности к сражению, — все удостоверяло,
что этот небольшой отряд не принадлежал к войску князя Трубецкого.
Завтрашний день мне бы надобно ехать верст за пятьдесят для исполнения одной священной обязанности; но так как мы входим в Кремль, то мне нельзя отлучиться из Москвы, и я хочу послать сейчас гонца для уведомления,
что обряд,
при котором присутствие мое необходимо, не может быть совершен завтра.
Неточные совпадения
Добчинский.
При мне-с не имеется, потому
что деньги мои, если изволите знать, положены в приказ общественного призрения.
Да если спросят, отчего не выстроена церковь
при богоугодном заведении, на которую назад тому пять лет была ассигнована сумма, то не позабыть сказать,
что начала строиться, но сгорела.
Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на романах и альбомах, вполовину на хлопотах в своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и
при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только,
что тот не находится,
что отвечать ей; но власть эта распространяется только на мелочи и состоит в выговорах и насмешках. Она четыре раза переодевается в разные платья в продолжение пьесы.
В воротах с ними встретился // Лакей, какой-то буркою // Прикрытый: «Вам кого? // Помещик за границею, // А управитель
при смерти!..» — // И спину показал. // Крестьяне наши прыснули: // По всей спине дворового // Был нарисован лев. // «Ну, штука!» Долго спорили, //
Что за наряд диковинный, // Пока Пахом догадливый // Загадки не решил: // «Холуй хитер: стащит ковер, // В ковре дыру проделает, // В дыру просунет голову // Да и гуляет так!..»
«Слыхали, ну так
что ж?» // — В ней главный управляющий // Был корпуса жандармского // Полковник со звездой, //
При нем пять-шесть помощников, // А наш Ермило писарем // В конторе состоял.