Неточные совпадения
Близость Сенной, обилие известных заведений и, по преимуществу, цеховое и ремесленное население, скученное в этих серединных петербургских улицах и переулках, пестрили иногда общую панораму такими субъектами,
что странно было бы и удивляться
при встрече с иною фигурой.
— Нет, учусь… — отвечал молодой человек, отчасти удивленный и особенным витиеватым тоном речи, и тем,
что так прямо, в упор, обратились к нему. Несмотря на недавнее мгновенное желание хотя какого бы ни было сообщества с людьми, он
при первом, действительно обращенном к нему, слове вдруг ощутил свое обычное неприятное и раздражительное чувство отвращения ко всякому чужому лицу, касавшемуся или хотевшему только прикоснуться к его личности.
Знайте же,
что супруга моя в благородном губернском дворянском институте воспитывалась и
при выпуске с шалью танцевала
при губернаторе и
при прочих лицах, за
что золотую медаль и похвальный лист получила.
Не в здравом рассудке сие сказано было, а
при взволнованных чувствах, в болезни и
при плаче детей не евших, да и сказано более ради оскорбления,
чем в точном смысле…
А теперь вот вообразили, вместе с мамашей,
что и господина Лужина можно снести, излагающего теорию о преимуществе жен, взятых из нищеты и облагодетельствованных мужьями, да еще излагающего чуть не
при первом свидании.
Слагается иногда картина чудовищная, но обстановка и весь процесс всего представления бывают
при этом до того вероятны и с такими тонкими, неожиданными, но художественно соответствующими всей полноте картины подробностями,
что их и не выдумать наяву этому же самому сновидцу, будь он такой же художник, как Пушкин или Тургенев.
Но теперь, странное дело, в большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые — он часто это видел — надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно коли воз застрянет в грязи или в колее, и
при этом их так больно, так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по глазам, а ему так жалко, так жалко на это смотреть,
что он чуть не плачет, а мамаша всегда, бывало, отводит его от окошка.
Дойдя до таких выводов, он решил,
что с ним лично, в его деле, не может быть подобных болезненных переворотов,
что рассудок и воля останутся
при нем, неотъемлемо, во все время исполнения задуманного, единственно по той причине,
что задуманное им — «не преступление»…
И если бы в ту минуту он в состоянии был правильнее видеть и рассуждать; если бы только мог сообразить все трудности своего положения, все отчаяние, все безобразие и всю нелепость его, понять
при этом, сколько затруднений, а может быть, и злодейств, еще остается ему преодолеть и совершить, чтобы вырваться отсюда и добраться домой, то очень может быть,
что он бросил бы все и тотчас пошел бы сам на себя объявить, и не от страху даже за себя, а от одного только ужаса и отвращения к тому,
что он сделал.
— Да што! — с благородною небрежностию проговорил Илья Петрович (и даже не што, а как-то «Да-а шта-а!»), переходя с какими-то бумагами к другому столу и картинно передергивая с каждым шагом плечами, куда шаг, туда и плечо, — вот-с, извольте видеть: господин сочинитель, то бишь студент, бывший то есть, денег не платит, векселей надавал, квартиру не очищает, беспрерывные на них поступают жалобы, а изволили в претензию войти,
что я папироску
при них закурил!
Он шел скоро и твердо, и хоть чувствовал,
что весь изломан, но сознание было
при нем. Боялся он погони, боялся,
что через полчаса, через четверть часа уже выйдет, пожалуй, инструкция следить за ним; стало быть, во
что бы ни стало надо было до времени схоронить концы. Надо было управиться, пока еще оставалось хоть сколько-нибудь сил и хоть какое-нибудь рассуждение… Куда же идти?
— Да врешь; горячишься. Ну, а серьги? Согласись сам,
что коли в тот самый день и час к Николаю из старухина сундука попадают серьги в руки, — согласись сам,
что они как-нибудь да должны же были попасть? Это немало
при таком следствии.
— Как попали! Как попали? — вскричал Разумихин, — и неужели ты, доктор, ты, который прежде всего человека изучать обязан и имеешь случай, скорей всякого другого, натуру человеческую изучить, — неужели ты не видишь, по всем этим данным,
что это за натура этот Николай? Неужели не видишь, с первого же разу,
что все,
что он показал
при допросах, святейшая правда есть? Точнехонько так и попали в руки, как он показал. Наступил на коробку и поднял!
— Ваша мамаша, еще в бытность мою
при них, начала к вам письмо. Приехав сюда, я нарочно пропустил несколько дней и не приходил к вам, чтоб уж быть вполне уверенным,
что вы извещены обо всем; но теперь, к удивлению моему…
Даже волосы, впрочем чуть-чуть лишь с проседью, расчесанные и завитые у парикмахера, не представляли этим обстоятельством ничего смешного или какого-нибудь глупого вида,
что обыкновенно всегда бывает
при завитых волосах, ибо придает лицу неизбежное сходство с немцем, идущим под венец.
Я ведь и заговорил с целию, а то мне вся эта болтовня-себятешение, все эти неумолчные, беспрерывные общие места и все то же да все то же до того в три года опротивели,
что, ей-богу, краснею, когда и другие-то, не то
что я,
при мне говорят.
Но Лужин уже выходил сам, не докончив речи, пролезая снова между столом и стулом; Разумихин на этот раз встал, чтобы пропустить его. Не глядя ни на кого и даже не кивнув головой Зосимову, который давно уже кивал ему, чтоб он оставил в покое больного, Лужин вышел, приподняв из осторожности рядом с плечом свою шляпу, когда, принагнувшись, проходил в дверь. И даже в изгибе спины его как бы выражалось
при этом случае,
что он уносит с собой ужасное оскорбление.
В контору надо было идти все прямо и
при втором повороте взять влево: она была тут в двух шагах. Но, дойдя до первого поворота, он остановился, подумал, поворотил в переулок и пошел обходом, через две улицы, — может быть, безо всякой цели, а может быть, чтобы хоть минуту еще протянуть и выиграть время. Он шел и смотрел в землю. Вдруг как будто кто шепнул ему что-то на ухо. Он поднял голову и увидал,
что стоит у тогодома, у самых ворот. С того вечера он здесь не был и мимо не проходил.
— Вот вы… вы… меня понимаете, потому
что вы — ангел! — в восторге вскричал Разумихин. — Идем! Настасья! Мигом наверх, и сиди там
при нем, с огнем; я через четверть часа приду…
Ты до того себя разнежил,
что, признаюсь, я всего менее понимаю, как ты можешь быть
при всем этом хорошим и даже самоотверженным лекарем.
«Разве возможно такое циническое и смешное сопоставление?» Разумихин отчаянно покраснел
при этой мысли, и вдруг, как нарочно, в это же самое мгновение, ясно припомнилось ему, как он говорил им вчера, стоя на лестнице,
что хозяйка приревнует его к Авдотье Романовне… это уж было невыносимо.
Вчера видел он ее в первый раз, но в такую минуту,
при такой обстановке и в таком костюме,
что в памяти его отразился образ совсем другого лица.
При входе Сони Разумихин, сидевший на одном из трех стульев Раскольникова, сейчас подле двери, привстал, чтобы дать ей войти. Сначала Раскольников указал было ей место в углу дивана, где сидел Зосимов, но, вспомнив,
что этот диван был слишком фамильярноеместо и служит ему постелью, поспешил указать ей на стул Разумихина.
Он не то
что сбивался, а так, как будто торопился и избегал ее взглядов. Соня дала свой адрес и
при этом покраснела. Все вместе вышли.
— То-то и дело,
что я, в настоящую минуту, — как можно больше постарался законфузиться Раскольников, — не совсем
при деньгах… и даже такой мелочи не могу… я, вот видите ли, желал бы теперь только заявить,
что эти вещи мои, но
что когда будут деньги…
При рождении,
что ль, знаки такие есть?
Порфирий мог именно рассчитывать,
что я непременно буду так отвечать и непременно скажу,
что видел, для правдоподобия, и
при этом вверну что-нибудь в объяснение…
Но
при сем не могу не заявить,
что случаются иногда такие подстрекательные «немки»,
что, мне кажется, нет ни единого прогрессиста, который бы совершенно мог за себя поручиться.
— Вы даже, может быть, и совсем не медведь, — сказал он. — Мне даже кажется,
что вы очень хорошего общества или, по крайней мере, умеете
при случае быть и порядочным человеком.
— Но с Авдотьей Романовной однажды повидаться весьма желаю. Серьезно прошу. Ну, до свидания… ах да! Ведь вот
что забыл! Передайте, Родион Романович, вашей сестрице,
что в завещании Марфы Петровны она упомянута в трех тысячах. Это положительно верно. Марфа Петровна распорядилась за неделю до смерти, и
при мне дело было. Недели через две-три Авдотья Романовна может и деньги получить.
—
Что делать-с; наши национальные дороги весьма длинны. Велика так называемая «матушка Россия»… Я же,
при всем желании, никак не мог вчера поспешить к встрече. Надеюсь, однако,
что все произошло без особых хлопот?
— Я не знаю этого, — сухо ответила Дуня, — я слышала только какую-то очень странную историю,
что этот Филипп был какой-то ипохондрик, какой-то домашний философ, люди говорили, «зачитался», и
что удавился он более от насмешек, а не от побой господина Свидригайлова. А он
при мне хорошо обходился с людьми, и люди его даже любили, хотя и действительно тоже винили его в смерти Филиппа.
— Просьба ваша, чтобы брата не было
при нашем свидании, не исполнена единственно по моему настоянию, — сказала Дуня. — Вы писали,
что были братом оскорблены; я думаю,
что это надо немедленно разъяснить и вы должны помириться. И если Родя вас действительно оскорбил, то он должен и будет просить у вас извинения.
Стена с тремя окнами, выходившая на канаву, перерезывала комнату как-то вкось, отчего один угол, ужасно острый, убегал куда-то вглубь, так
что его,
при слабом освещении, даже и разглядеть нельзя было хорошенько; другой же угол был уже слишком безобразно тупой.
Тут же в лавке так и заплакала,
при купцах-то,
что недостало…
— Ну, а коль вы, еще
при Катерине Ивановне, теперь, заболеете и вас в больницу свезут, ну
что тогда будет? — безжалостно настаивал он.
— Ах,
что вы это им сказали! И
при ней? — испуганно вскрикнула Соня, — сидеть со мной! Честь! да ведь я… бесчестная, я великая, великая грешница! Ах,
что вы это сказали!
Передумав все это теперь и готовясь к новому бою, он почувствовал вдруг,
что дрожит, — и даже негодование закипело в нем
при мысли,
что он дрожит от страха перед ненавистным Порфирием Петровичем.
Но ведь вот
что при этом, добрейший Родион Романович, наблюдать следует: ведь общего-то случая-с, того самого, на который все юридические формы и правила примерены и с которого они рассчитаны и в книжки записаны, вовсе не существует-с, по тому самому,
что всякое дело, всякое, хоть, например, преступление, как только оно случится в действительности, тотчас же и обращается в совершенно частный случай-с; да иногда ведь в какой: так-таки ни на
что прежнее не похожий-с.
Нет-с, вот вы меня прервали, а я скажу,
что через мнительность вашу,
при всем остроумии вашем, вы даже здравый взгляд на вещи изволили потерять.
Но тут случилось странное происшествие, нечто до того неожиданное,
при обыкновенном ходе вещей,
что уже, конечно, ни Раскольников, ни Порфирий Петрович на такую развязку и не могли рассчитывать.
В коммуне эта роль изменит всю теперешнюю свою сущность, и
что здесь глупо, то там станет умно,
что здесь,
при теперешних обстоятельствах, неестественно, то там станет совершенно естественно.
Весьма вероятно и то,
что Катерине Ивановне захотелось, именно
при этом случае, именно в ту минуту, когда она, казалось бы, всеми на свете оставлена, показать всем этим «ничтожным и скверным жильцам»,
что она не только «умеет жить и умеет принять», но
что совсем даже не для такой доли и была воспитана, а воспитана была в «благородном, можно даже сказать в аристократическом полковничьем доме», и уж вовсе не для того готовилась, чтобы самой мести пол и мыть по ночам детские тряпки.
Катерина Ивановна нарочно положила теперь пригласить эту даму и ее дочь, которых «ноги она будто бы не стоила», тем более
что до сих пор,
при случайных встречах, та высокомерно отвертывалась, — так вот, чтобы знала же она,
что здесь «благороднее мыслят и чувствуют и приглашают, не помня зла», и чтобы видели они,
что Катерина Ивановна и не в такой доле привыкла жить.
Об этом непременно предполагалось им объяснить за столом, равно как и о губернаторстве покойного папеньки, а вместе с тем косвенно заметить,
что нечего было
при встречах отворачиваться и
что это было чрезвычайно глупо.
— Вот почему я особенно вам благодарна, Родион Романыч,
что вы не погнушались моим хлебом-солью, даже и
при такой обстановке, — прибавила она почти вслух, — впрочем, уверена,
что только особенная дружба ваша к моему бедному покойнику побудила вас сдержать ваше слово.
Неизвестно каким образом вдруг очутился в ее руках тот самый «похвальный лист», о котором уведомлял Раскольникова еще покойник Мармеладов, объясняя ему в распивочной,
что Катерина Ивановна, супруга его,
при выпуске из института танцевала с шалью «
при губернаторе и
при прочих лицах».
Амалия Ивановна не снесла и тотчас же заявила,
что ее «фатер аус Берлин буль ошень, ошень важны шеловек и обе рук по карман ходиль и всё делал этак: пуф! пуф!», и чтобы действительнее представить своего фатера, Амалия Ивановна привскочила со стула, засунула свои обе руки в карманы, надула щеки и стала издавать какие-то неопределенные звуки ртом, похожие на пуф-пуф,
при громком хохоте всех жильцов, которые нарочно поощряли Амалию Ивановну своим одобрением, предчувствуя схватку.
— Извините,
что я, может быть, прерываю, но дело довольно важное-с, — заметил Петр Петрович, как-то вообще и не обращаясь ни к кому в особенности, — я даже и рад
при публике.
— Я готов-с и отвечаю… но уймитесь, сударыня, уймитесь! Я слишком вижу,
что вы бойкая!.. Это… это… это как же-с? — бормотал Лужин, — это следует
при полиции-с… хотя, впрочем, и теперь свидетелей слишком достаточно… Я готов-с… Но, во всяком случае, затруднительно мужчине… по причине пола… Если бы с помощью Амалии Ивановны… хотя, впрочем, так дело не делается… Это как же-с?