— О, не беспокойся! — отвечал Рославлев, остановясь на минуту, чтоб перевести дух, — теперь я
чувствую в себе довольно силы, чтоб уйти на край света. Вперед, мой друг, вперед!
— Тс! тише! Бога ради, не называй его моим мужем: над тобой станут все смеяться. Что ты на меня так смотришь? Ты думаешь, что я брежу?.. О нет, мой друг! Послушай: я
чувствую в себе довольно силы, чтоб рассказать тебе все.
Неточные совпадения
— Chére enfant!.. — вскричала она, — что с тобой сделалось?.. Ах, она ничего не
чувствует!.. Полюбуйтесь, сударь!.. вот следствия вашего упрямства… Полина, друг мой!.. Боже мой! она не приходит
в себя!.. Нет, вы не человек, а чудовище!.. Стоите ли вы любви ее!.. О, если б я была на ее месте!.. Ah, mon dieu! [Ах, бог мой! (франц.)] она не дышит… она умерла!.. Подите прочь, сударь, подите!.. Вы злодей, убийца моей дочери!..
— А! Владимир Сергеевич! — сказал лекарь, входя
в комнату, — вы уж и встали? Ну что, как вы
себя чувствуете?
Рославлев, несмотря на убеждения своего слуги, не хотел отдохнуть; он уверял, что
чувствует себя совершенно здоровым; но его пылающие щеки, дикой, беспокойный взгляд — все доказывало, что сильная горячка начинает свирепствовать
в крови его.
Страх есть дело невольное, и, без сомнения, эти несчастные
чувствуют нередко то, что я, за грехи мои, однажды
в жизни испытал над самим
собою; и если ужасные страдания возбуждают
в нас не только жалость, но даже некоторый род почтения к страдальцу, то знайте, господа! что трусы народ препочтенный: никто
в целом мире не терпит такой муки и не страдает, как они.
Ух! какая свинцовая гора свалилась с моего сердца! Я бросился обнимать казака, перекрестился, захохотал как сумасшедший, потом заплакал как ребенок, отдал казаку последний мой талер и пустился бегом по валу.
В несколько минут я добежал до рощи; между деревьев блеснули русские штыки: это были мои солдаты, которые, построясь для смены, ожидали меня у самого аванпоста. Весь тот день я
чувствовал себя нездоровым, на другой слег
в постелю и схлебнул такую горячку, что чуть-чуть не отправился на тот свет.
Вот уж три ночи я не сплю;
чувствую, что не
в силах долее бороться с самим
собою; при вас я могу заснуть.
Было что-то оскорбительное в том, что он сказал: «вот это хорошо», как говорят ребенку, когда он перестал капризничать, и еще более была оскорбительна та противоположность между ее виноватым и его самоуверенным тоном; и она на мгновенье
почувствовала в себе поднимающееся желание борьбы; но, сделав усилие над собой, она подавила его и встретила Вронского так же весело.
Я
чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы.
Раскольников молчал и не сопротивлялся, несмотря на то, что
чувствовал в себе весьма достаточно сил приподняться и усидеть на диване безо всякой посторонней помощи, и не только владеть руками настолько, чтобы удержать ложку или чашку, но даже, может быть, и ходить.
Неточные совпадения
Стародум(видя
в тоске г-жу Простакову). Сударыня! Ты сама
себя почувствуешь лучше, потеряв силу делать другим дурно.
Стародум(целуя сам ее руки). Она
в твоей душе. Благодарю Бога, что
в самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все это прийти к тебе может; однако для тебя есть счастье всего этого больше. Это то, чтоб
чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться…
— Казар-р-мы! —
в свою очередь, словно эхо, вторил угрюмый прохвост и произносил при этом такую несосветимую клятву, что начальство
чувствовало себя как бы опаленным каким-то таинственным огнем…
И началась тут промеж глуповцев радость и бодренье великое. Все
чувствовали, что тяжесть спала с сердец и что отныне ничего другого не остается, как благоденствовать. С бригадиром во главе двинулись граждане навстречу пожару,
в несколько часов сломали целую улицу домов и окопали пожарище со стороны города глубокою канавой. На другой день пожар уничтожился сам
собою вследствие недостатка питания.
Но как ни строго хранили будочники вверенную им тайну, неслыханная весть об упразднении градоначальниковой головы
в несколько минут облетела весь город. Из обывателей многие плакали, потому что
почувствовали себя сиротами и, сверх того, боялись подпасть под ответственность за то, что повиновались такому градоначальнику, у которого на плечах вместо головы была пустая посудина. Напротив, другие хотя тоже плакали, но утверждали, что за повиновение их ожидает не кара, а похвала.