Раскольников молчал и не сопротивлялся, несмотря на то, что
чувствовал в себе весьма достаточно сил приподняться и усидеть на диване безо всякой посторонней помощи, и не только владеть руками настолько, чтобы удержать ложку или чашку, но даже, может быть, и ходить.
Неточные совпадения
Он встал на ноги,
в удивлении осмотрелся кругом, как бы дивясь и тому, что зашел сюда, и пошел на Т—
в мост. Он был бледен, глаза его горели, изнеможение было во всех его членах, но ему вдруг стало дышать как бы легче. Он
почувствовал, что уже сбросил с
себя это страшное бремя, давившее его так долго, и на душе его стало вдруг легко и мирно. «Господи! — молил он, — покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой… мечты моей!»
Вопрос же: болезнь ли порождает самое преступление или само преступление, как-нибудь по особенной натуре своей, всегда сопровождается чем-то вроде болезни? — он еще не
чувствовал себя в силах разрешить.
Он нарочно пошевелился и что-то погромче пробормотал, чтоб и виду не подать, что прячется; потом позвонил
в третий раз, но тихо, солидно и без всякого нетерпения. Вспоминая об этом после, ярко, ясно, эта минута отчеканилась
в нем навеки; он понять не мог, откуда он взял столько хитрости, тем более что ум его как бы померкал мгновениями, а тела своего он почти и не
чувствовал на
себе… Мгновение спустя послышалось, что снимают запор.
Ни одного мига нельзя было терять более. Он вынул топор совсем, взмахнул его обеими руками, едва
себя чувствуя, и почти без усилия, почти машинально, опустил на голову обухом. Силы его тут как бы не было. Но как только он раз опустил топор, тут и родилась
в нем сила.
— Вижу, вижу; ну так как же мы теперь
себя чувствуем, а? — обратился Зосимов к Раскольникову, пристально
в него вглядываясь и усаживаясь к нему на диван,
в ногах, где тотчас же и развалился по возможности.
— «Как же ты мог испугаться того, коли ты
чувствуешь себя ни
в чем не виновным?..»
«Неужели, неужели, — мелькало
в нем, — он лжет и теперь? Невозможно, невозможно!» — отталкивал он от
себя эту мысль,
чувствуя заранее, до какой степени бешенства и ярости может она довести его,
чувствуя, что от бешенства с ума сойти может.
Ведь если б вы за
собой что-либо
чувствовали, так вам именно следовало бы напирать: что непременно, дескать,
в бреду!
Первый день, во все это время, он
чувствовал себя, по крайней мере,
в здравом сознании.
— Сильно подействовало! — бормотал про
себя Свидригайлов, нахмурясь. — Авдотья Романовна, успокойтесь! Знайте, что у него есть друзья. Мы его спасем, выручим. Хотите, я увезу его за границу? У меня есть деньги; я
в три дня достану билет. А насчет того, что он убил, то он еще наделает много добрых дел, так что все это загладится; успокойтесь. Великим человеком еще может быть. Ну, что с вами? Как вы
себя чувствуете?
Краска даже ударила
в его бледное, изнуренное лицо. Но, проговаривая последнее восклицание, он нечаянно встретился взглядом с глазами Дуни, и столько, столько муки за
себя встретил он
в этом взгляде, что невольно опомнился. Он
почувствовал, что все-таки сделал несчастными этих двух бедных женщин. Все-таки он же причиной…
Но он все-таки шел. Он вдруг
почувствовал окончательно, что нечего
себе задавать вопросы. Выйдя на улицу, он вспомнил, что не простился с Соней, что она осталась среди комнаты,
в своем зеленом платке, не смея шевельнуться от его окрика, и приостановился на миг.
В то же мгновение вдруг одна мысль ярко озарила его, — точно ждала, чтобы поразить его окончательно.
Было что-то оскорбительное в том, что он сказал: «вот это хорошо», как говорят ребенку, когда он перестал капризничать, и еще более была оскорбительна та противоположность между ее виноватым и его самоуверенным тоном; и она на мгновенье
почувствовала в себе поднимающееся желание борьбы; но, сделав усилие над собой, она подавила его и встретила Вронского так же весело.
Неточные совпадения
Стародум(видя
в тоске г-жу Простакову). Сударыня! Ты сама
себя почувствуешь лучше, потеряв силу делать другим дурно.
Стародум(целуя сам ее руки). Она
в твоей душе. Благодарю Бога, что
в самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все это прийти к тебе может; однако для тебя есть счастье всего этого больше. Это то, чтоб
чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться…
— Казар-р-мы! —
в свою очередь, словно эхо, вторил угрюмый прохвост и произносил при этом такую несосветимую клятву, что начальство
чувствовало себя как бы опаленным каким-то таинственным огнем…
И началась тут промеж глуповцев радость и бодренье великое. Все
чувствовали, что тяжесть спала с сердец и что отныне ничего другого не остается, как благоденствовать. С бригадиром во главе двинулись граждане навстречу пожару,
в несколько часов сломали целую улицу домов и окопали пожарище со стороны города глубокою канавой. На другой день пожар уничтожился сам
собою вследствие недостатка питания.
Но как ни строго хранили будочники вверенную им тайну, неслыханная весть об упразднении градоначальниковой головы
в несколько минут облетела весь город. Из обывателей многие плакали, потому что
почувствовали себя сиротами и, сверх того, боялись подпасть под ответственность за то, что повиновались такому градоначальнику, у которого на плечах вместо головы была пустая посудина. Напротив, другие хотя тоже плакали, но утверждали, что за повиновение их ожидает не кара, а похвала.