— Не знаю, что вперед, а теперь это самое лучшее средство поровнять наши силы. Да вот, например, у меня всего сотни две молодцов; а если б вы знали, сколько они передушили французов; до сих пор уж человек по десяти на брата досталось. Правда, народ-то у меня славный! — прибавил артиллерийской офицер с
ужасной улыбкою, — всё ребята беспардонные; сантиментальных нет!
— И, полноте! — перервал с
ужасной улыбкою артиллерийской офицер, — человечество, человеколюбие, сострадание — все эти сентиментальные добродетели никуда не годятся в нашем ремесле.
— Да, да!.. это точно было наяву, — продолжала она с
ужасною улыбкою, — точно!.. Мое дитя при мне, на моих коленях умирало с голода! Кажется… да, вдруг закричали: «Русской офицер!» «Русской! — подумала я, — о! верно, он накормит моего сына», — и бросилась вместе с другими к валу, по которому он ехал. Не понимаю сама, как могла я пробиться сквозь толпу, влезть на вал и упасть к ногам офицера, который, не слушая моих воплей, поскакал далее…
Неточные совпадения
Анна улыбалась, и
улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьезен. Какая-то сверхъестественная сила притягивала глаза Кити к лицу Анны. Она была прелестна в своем простом черном платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении; но было что-то
ужасное и жестокое в ее прелести.
«И стыд и позор Алексея Александровича, и Сережи, и мой
ужасный стыд — всё спасается смертью. Умереть — и он будет раскаиваться, будет жалеть, будет любить, будет страдать за меня». С остановившеюся
улыбкой сострадания к себе она сидела на кресле, снимая и надевая кольца с левой руки, живо с разных сторон представляя себе его чувства после ее смерти.
— Всё пройдет, всё пройдет, мы будем так счастливы! Любовь наша, если бы могла усилиться, усилилась бы тем, что в ней есть что-то
ужасное, — сказал он, поднимая голову и открывая
улыбкою свои крепкие зубы.
— Вероятно! — отвечала с мелькнувшей на губах ее
улыбкой Фатеева. — На днях как-то вздумал пикник для меня делать… Весь beau monde здешний был приглашен — дрянь
ужасная все!
Со всем тем, когда Иоанн взирал милостиво, взгляд его еще был привлекателен.
Улыбка его очаровывала даже тех, которые хорошо его знали и гнушались его злодеяниями. С такою счастливою наружностью Иоанн соединял необыкновенный дар слова. Случалось, что люди добродетельные, слушая царя, убеждались в необходимости
ужасных его мер и верили, пока он говорил, справедливости его казней.