— Тогда я носил мундир, mon cher! А теперь во фраке хочу посибаритничать. Однако ж знаешь ли, мой друг? Хоть я не очень скучаю теперешним моим положением, а все-таки мне было веселее, когда я служил. Почему знать? Может быть, скоро понадобятся офицеры; стоит нам поссориться с французами… Признаюсь, люблю я этот милый веселый народ; что и говорить, славная нация! А как подумаешь, так надобно с ними порезаться: зазнались, разбойники! Послушай, Вольдемар: если у нас
будет война, я пойду опять в гусары.
Неточные совпадения
— Чтоб угодить будущей моей теще, я вышел в отставку; а может
быть, скоро вспыхнет ужасная
война, может
быть, вся Европа…
— Под Бухарестом не
было сражения; не мы, а турки просят мира. Французы служат своему императору, а не турецкому султану, и одни подлецы предпочитают постыдный мир необходимой
войне.
Он взял за руку француза и, отойдя к окну, сказал ему вполголоса несколько слов. На лице офицера не заметно
было ни малейшей перемены; можно
было подумать, что он разговаривает с знакомым человеком о хорошей погоде или дожде. Но пылающие щеки защитника европейского образа
войны, его беспокойный, хотя гордый и решительный вид — все доказывало, что дело идет о назначении места и времени для объяснения, в котором красноречивые фразы и логика ни к чему не служат.
— Pardon, princesse! [Извините, княгиня! (франц.)] — сказал хладнокровно дипломат, — вы не совсем меня поняли. Я не говорю, что русские должны положительно желать прихода наших войск в их отечество; я объяснял только вам, что если силою обстоятельств Россия сделается поприщем новых побед нашего императора и русские
будут иметь благоразумие удержаться от народной
войны, то последствия этой кампании могут
быть очень полезны и выгодны для вашей нации.
— Вероятно, турецкая
война скоро
будет кончена.
— Тогда эта
война сделается народною, и каждый русской обязан
будет защищать свое отечество. Ваша собственная безопасность…
— А что сделаете вы, если у нас
будет народная
война?
— Но, может
быть, это одни пустые слухи, и
войны не
будет.
— Может
быть! Но по всему кажется, что эта
война неизбежна.
—
Война! — повторила Полина, покачав печально головою. — Ах! когда люди станут думать, что они все братья, что слава, честь, лавры, все эти пустые слова не стоят и одной капли человеческой крови.
Война! Боже мой!.. И, верно, эта
война будет самая бесчеловечная?..
Да, Полина, в этой
войне средины
быть не может: они должны или превратить всю Россию в обширное кладбище, или все погибнуть.
— Почему знать? — отвечал со вздохом Рославлев, — По крайней мере я почти уверен, что долго еще не
буду ее мужем. Скажите, могу ли я обещать, что не пойду служить даже и тогда, когда французы внесут
войну в сердце России?
Да, мой друг, эта
война не походит на прежние; дело идет о том, чтоб решить навсегда:
есть ли в Европе русское царство, или нет?
— Что ж делать, мой друг! Мать Полины не хотела об этом и слышать. Я должен
был или не вступать в службу, или решиться остаться женихом до окончания
войны.
— Ни, ни, господин офицер! Я хочу сражаться как простой гражданин. Теперь у нас, без сомнения,
будет bellum populare — то
есть: народная
война; а так как крестьяне должны также иметь предводителей…
— Ну, если, граф, вы непременно этого хотите, то, конечно, я должен… я не могу отказать вам. Уезжайте же скорее отсюда, господин Данвиль; советую вам
быть вперед осторожнее: император никогда не любил шутить военной дисциплиною, а теперь сделался еще строже. Говорят, он беспрестанно сердится; эти проклятые русские выводят его из терпения. Варвары! и не думают о мире! Как будто бы
война должна продолжаться вечно. Прощайте, господа!
— Не бойтесь!.. Француз всегда великодушен… но вы знаете права
войны…
Есть ли у вас деньги?
Есть минуты, в которые наш брат военный проклинает
войну!
— Да, мой друг! — продолжал Сборской, — любил, люблю и
буду любить без памяти мой эскадрон, с которым я тогда почти два месяца
был в разлуке. Повеселясь порядком и оставя половину моей казны в Вильне, я на четвертый день отправился далее, на пятый переехал Неман, а на шестой уверился из опыта, что в эту национальную
войну Пруссия
была нашим вторым отечеством.
(Прим. автора.)]; не
будем также говорить о следствиях этой колоссальной
войны всей Европы с французами.
Мельком, словно во сне, припоминались некоторым старикам примеры из истории, а в особенности из эпохи, когда градоначальствовал Бородавкин, который навел в город оловянных солдатиков и однажды, в минуту безумной отваги, скомандовал им:"Ломай!"Но ведь тогда все-таки
была война, а теперь… без всякого повода… среди глубокого земского мира…
Он тотчас же рассказал: некий наивный юрист представил Столыпину записку, в которой доказывалось, что аграрным движением руководили богатые мужики, что это
была война «кулаков» с помещиками, что велась она силами бедноты и весьма предусмотрительно; при дележе завоеванного мелкие вещи высокой цены, поступая в руки кулаков, бесследно исчезали, а вещи крупного объема, оказываясь на дворах и в избах бедняков, служили для начальников карательных отрядов отличным указанием, кто преступник.
Он говорил просто, свободно переходя от предмета к предмету, всегда знал обо всем, что делается в мире, в свете и в городе; следил за подробностями войны, если
была война, узнавал равнодушно о перемене английского или французского министерства, читал последнюю речь в парламенте и во французской палате депутатов, всегда знал о новой пиесе и о том, кого зарезали ночью на Выборгской стороне.
До 1846 г. колония была покойна, то
есть войны не было; но это опять не значило, чтоб не было грабежей. По мере того как кафры забывали о войне, они делались все смелее; опять поднялись жалобы с границ. Губернатор созвал главных мирных вождей на совещание о средствах к прекращению зла. Вожди, обнаружив неудовольствие на эти грабежи, объявили, однако же, что они не в состоянии отвратить беспорядков. Тогда в марте 1846 г. открылась опять война.
Неточные совпадения
Городничий. Какая
война с турками! Просто нам плохо
будет, а не туркам. Это уже известно: у меня письмо.
Почтмейстер. А что думаю?
война с турками
будет.
«Скучаешь, видно, дяденька?» // — Нет, тут статья особая, // Не скука тут —
война! // И сам, и люди вечером // Уйдут, а к Федосеичу // В каморку враг: поборемся! // Борюсь я десять лет. // Как
выпьешь рюмку лишнюю, // Махорки как накуришься, // Как эта печь накалится // Да свечка нагорит — // Так тут устой… — // Я вспомнила // Про богатырство дедово: // «Ты, дядюшка, — сказала я, — // Должно
быть, богатырь».
Заключали союзы, объявляли
войны, мирились, клялись друг другу в дружбе и верности, когда же лгали, то прибавляли «да
будет мне стыдно» и
были наперед уверены, что «стыд глаза не выест».
Смотритель подумал с минуту и отвечал, что в истории многое покрыто мраком; но что
был, однако же, некто Карл Простодушный, который имел на плечах хотя и не порожний, но все равно как бы порожний сосуд, а
войны вел и трактаты заключал.