Неточные совпадения
— Что мне
отвечать тебе, Ваня? Ты видишь! Он велел мне прийти, и я здесь, жду его, — проговорила она с
той же горькой улыбкой.
Мнительный старик стал до
того чуток и раздражителен, что,
отвечай я ему теперь, что шел не к ним, он бы непременно обиделся и холодно расстался со мной.
Она поняла, что он нашел его, обрадовался своей находке и, может быть, дрожа от восторга, ревниво спрятал его у себя от всех глаз; что где-нибудь один, тихонько от всех, он с беспредельною любовью смотрел на личико своего возлюбленного дитяти, — смотрел и не мог насмотреться, что, может быть, он так же, как и бедная мать, запирался один от всех разговаривать с своей бесценной Наташей, выдумывать ее ответы,
отвечать на них самому, а ночью, в мучительной тоске, с подавленными в груди рыданиями, ласкал и целовал милый образ и вместо проклятий призывал прощение и благословение на
ту, которую не хотел видеть и проклинал перед всеми.
— Все, решительно все, —
отвечал Алеша, — и благодарю бога, который внушил мне эту мысль; но слушайте, слушайте! Четыре дня
тому назад я решил так: удалиться от вас и кончить все самому. Если б я был с вами, я бы все колебался, я бы слушал вас и никогда бы не решился. Один же, поставив именно себя в такое положение, что каждую минуту должен был твердить себе, что надо кончить и что я долженкончить, я собрался с духом и — кончил! Я положил воротиться к вам с решением и воротился с решением!
— Слушай, Маслобоев! Братское твое предложение ценю, но ничего не могу теперь
отвечать, а почему — долго рассказывать. Есть обстоятельства. Впрочем, обещаюсь: все расскажу тебе потом, по-братски. За предложение благодарю: обещаюсь, что приду к тебе и приду много раз. Но вот в чем дело: ты со мной откровенен, а потому и я решаюсь спросить у тебя совета,
тем более что ты в этих делах мастак.
— Нет, не
то, —
отвечал он.
Она тихо, все еще продолжая ходить, спросила, почему я так поздно? Я рассказал ей вкратце все мои похождения, но она меня почти и не слушала. Заметно было, что она чем-то очень озабочена. «Что нового?» — спросил я. «Нового ничего», —
отвечала она, но с таким видом, по которому я тотчас догадался, что новое у ней есть и что она для
того и ждала меня, чтоб рассказать это новое, но, по обыкновению своему, расскажет не сейчас, а когда я буду уходить. Так всегда у нас было. Я уж применился к ней и ждал.
Наташа пристально и пытливо взглянула на меня. Ей, может быть, самой хотелось бы
ответить мне: «Немного-то было у него горестей и забот и прежде»; но ей показалось, что в моих словах
та же мысль, она и надулась.
На презрение человека низкого она, конечно,
отвечала бы только презрением, но все-таки болела бы сердцем за насмешку над
тем, что считала святынею, кто бы ни смеялся.
Елена же его поразила; она вырвала у него свою руку, когда он щупал ее пульс, и не хотела показать ему язык. На все вопросы его не
отвечала ни слова, но все время только пристально смотрела на его огромный Станислав, качавшийся у него на шее. «У нее, верно, голова очень болит, — заметил старичок, — но только как она глядит!» Я не почел за нужное ему рассказывать о Елене и отговорился
тем, что это длинная история.
Отвечаю: во-первых, для
того, что не хочу дать восторжествовать низкому и коварному человеку, а во-вторых, из чувства самого обыкновенного человеколюбия.
— С моим. — Чем более раздражалась она,
тем отрывистее
отвечала.
— Могу ль я винить, —
отвечал он с горьким чувством, — когда сам всему причиной и во всем виноват? Это я довел тебя до такого гнева, а ты в гневе и его обвинила, потому что хотела меня оправдать; ты меня всегда оправдываешь, а я не стою
того. Надо было сыскать виноватого, вот ты и подумала, что он. А он, право, право, не виноват! — воскликнул Алеша, одушевляясь. — И с
тем ли он приезжал сюда!
Того ли ожидал!
— Не знаю, князь, —
отвечал я как можно простодушнее, — в чем другом,
то есть что касается Натальи Николаевны, я готов сообщить вам необходимые для вас и для нас всех сведения, но в этом деле вы, конечно, знаете больше моего.
— Ничуть, —
отвечал я грубо. — Вы не изволили выслушать, что я начал вам говорить давеча, и перебили меня. Наталья Николаевна поймет, что если вы возвращаете деньги неискренно и без всяких этих, как вы говорите, смягчений,
то, значит, вы платите отцу за дочь, а ей за Алешу, — одним словом, награждаете деньгами…
Дипломат
отвечал на какой-то вопрос графини о современном положении дел, о начинающихся реформах и о
том, следует ли их бояться или нет?
— Мало ли о чем, —
отвечала она серьезно. — Вот хоть бы о
том, правду ли он рассказывает про Наталью Николаевну, что она не оскорбляется, когда он ее в такое время оставляет одну? Ну, можно ли так поступать, как он? Ну, зачем ты теперь здесь, скажи, пожалуйста?
— В нем лжи нет, —
отвечала она, подумав, — и когда он посмотрит прямо в глаза и что-нибудь говорит мне при этом,
то мне это очень нравится… Послушайте, Иван Петрович, вот я с вами говорю об этом, я девушка, а вы мужчина; хорошо ли я это делаю или нет?
— Много у меня проектов, —
отвечала она серьезно, — а между
тем я все путаюсь. Потому-то и ждала вас с таким нетерпением, чтоб вы мне все это разрешили. Вы все это гораздо лучше меня знаете. Ведь вы для меня теперь как будто какой-то бог. Слушайте, я сначала так рассуждала: если они любят друг друга,
то надобно, чтоб они были счастливы, и потому я должна собой пожертвовать и им помогать. Ведь так!
— Ведь вы ее любите же очень, —
отвечала Нелли, не подымая на меня глаз. — А коли любите, стало быть, замуж ее возьмете, когда
тот уедет.
— Нет, Ваня, не
то; ведь я не так глуп, чтоб задавать такие вопросы; но в том-то и дело, что я тут сам ничего не знаю. Я спрашиваю себя и не могу
ответить. А ты смотришь со стороны и, может, больше моего знаешь… Ну, хоть и не знаешь,
то скажи, как тебе кажется?
— Когда мы приехали,
то долго отыскивали дедушку, —
отвечала Нелли, — но никак не могли отыскать. Мамаша мне и сказала тогда, что дедушка был прежде очень богатый и фабрику хотел строить, а что теперь он очень бедный, потому что
тот, с кем мамаша уехала, взял у ней все дедушкины деньги и не отдал ей. Ока мне это сама сказала.
— То-то с волнением, —
отвечал я. — Волнения-то ей теперь вредны…
Отвечу: хоть бы по
тому одному, что князь слишком уж что-то захлопотал, чего-то уж очень испугался.
— Да ведь ты сам знаешь, что она дочь князя, —
отвечал он, глядя на меня с какою-то злобною укоризною, — ну, к чему такие праздные вопросы делать, пустой ты человек? Главное не в этом, а в
том, что она знает, что она не просто дочь князя, а законнаядочь князя, — понимаешь ты это?