Неточные совпадения
К чему эта дешевая тревога из пустяков, которую я замечаю в себе в последнее время и которая мешает жить и глядеть ясно на жизнь, о чем уже заметил мне один глубокомысленный критик, с негодованием разбирая мою последнюю повесть?» Но, раздумывая и сетуя, я все-таки
оставался на месте, а между
тем болезнь одолевала меня все более и более, и мне наконец стало жаль оставить теплую комнату.
Он выжил уже почти год в изгнании, в известные сроки писал к отцу почтительные и благоразумные письма и наконец до
того сжился с Васильевским, что когда князь на лето сам приехал в деревню (о чем заранее уведомил Ихменевых),
то изгнанник сам стал просить отца позволить ему как можно долее
остаться в Васильевском, уверяя, что сельская жизнь — настоящее его назначение.
Но оскорбление с обеих сторон было так сильно, что не
оставалось и слова на мир, и раздраженный князь употреблял все усилия, чтоб повернуть дело в свою пользу,
то есть, в сущности, отнять у бывшего своего управляющего последний кусок хлеба.
— Непременно; что ж ему
останется делать?
То есть он, разумеется, проклянет меня сначала; я даже в этом уверен. Он уж такой; и такой со мной строгий. Пожалуй, еще будет кому-нибудь жаловаться, употребит, одним словом, отцовскую власть… Но ведь все это не серьезно. Он меня любит без памяти; посердится и простит. Тогда все помирятся, и все мы будем счастливы. Ее отец тоже.
— Счастье в
том, что мы с ней целых два часа
оставались одни.
Вот что, Ваня, верь одному: Маслобоев хоть и сбился с дороги, но сердце в нем
то же
осталось, а обстоятельства только переменились.
Но у меня
остались прежние сношения; могу кой о чем разведать, с разными тонкими людьми перенюхаться; этим и беру; правда, в свободное,
то есть трезвое, время и сам кой-что делаю, тоже через знакомых… больше по разведкам…
В назначенное время я сходил за лекарством и вместе с
тем в знакомый трактир, в котором я иногда обедал и где мне верили в долг. В этот раз, выходя из дому, я захватил с собой судки и взял в трактире порцию супу из курицы для Елены. Но она не хотела есть, и суп до времени
остался в печке.
Я нагнулся к ней: она была опять вся в жару; с ней был опять лихорадочный кризис. Я начал утешать ее и обнадеживать; уверял ее, что если она хочет
остаться у меня,
то я никуда ее не отдам. Говоря это, я снял пальто и фуражку. Оставить ее одну в таком состоянии я не решился.
Слушай: тяжба наша кончилась (
то есть кончится на днях;
остаются только одни пустые формальности); я осужден.
Оставалось одно: чтоб Алеша полюбил
ту, которую вы назначили ему в невесты; вы думали: если полюбит,
то, может быть, и отстанет от меня…
Этим отчасти привязала его к себе Наташа, в начале их связи, но в Кате было большое преимущество перед Наташей —
то, что она сама была еще дитя и, кажется, еще долго должна была
оставаться ребенком.
Он зафилософствовался до
того, что разрушил все, все, даже законность всех нормальных и естественных обязанностей человеческих, и дошел до
того, что ничего у него не
осталось;
остался в итоге нуль, вот он и провозгласил, что в жизни самое лучшее — синильная кислота.
Нет, мой друг: если вы истинный человеколюбец,
то пожелайте всем умным людям такого же вкуса, как у меня, даже и с грязнотцой, иначе ведь умному человеку скоро нечего будет делать на свете и
останутся одни только дураки.
— Более всего надо беречь свое здоровье, — говорил он догматическим тоном, — и во-первых, и главное, для
того чтоб
остаться в живых, а во-вторых, чтобы всегда быть здоровым и, таким образом, достигнуть счастия в жизни. Если вы имеете, мое милое дитя, какие-нибудь горести,
то забывайте их или лучше всего старайтесь о них не думать. Если же не имеете никаких горестей,
то… также о них не думайте, а старайтесь думать об удовольствиях… о чем-нибудь веселом, игривом…
Разумеется, он хлопотал всего более о
том, чтоб Алеша
остался им доволен и продолжал его считать нежным отцом; а это ему было очень нужно для удобнейшего овладения впоследствии Катиными деньгами.
Я решился до времени не говорить Наташе об этой встрече, но непременно сказать ей тотчас же, когда она
останется одна, по отъезде Алеши. В настоящее же время она была так расстроена, что хотя бы и поняла и осмыслила вполне всю силу этого факта, но не могла бы его так принять и прочувствовать, как впоследствии, в минуту подавляющей последней тоски и отчаяния. Теперь же минута была не
та.
Было у меня всегда непреодолимое желание, даже мучение, когда я
оставалась одна, о
том, чтоб он был ужасно и вечно счастлив.
Видно было, что ее мамашане раз говорила с своей маленькой Нелли о своих прежних счастливых днях, сидя в своем угле, в подвале, обнимая и целуя свою девочку (все, что у ней
осталось отрадного в жизни) и плача над ней, а в
то же время и не подозревая, с какою силою отзовутся эти рассказы ее в болезненно впечатлительном и рано развившемся сердце больного ребенка.
Молча и безо всяких разговоров решено было, что она
останется навеки в доме Николая Сергеича, а между
тем отъезд приближался, а ей становилось все хуже и хуже.
Решили, что я
останусь ночевать. Старик обделал дело. Доктор и Маслобоев простились и ушли. У Ихменевых ложились спать рано, в одиннадцать часов. Уходя, Маслобоев был в задумчивости и хотел мне что-то сказать, но отложил до другого раза. Когда же я, простясь с стариками, поднялся в свою светелку,
то, к удивлению моему, увидел его опять. Он сидел в ожидании меня за столиком и перелистывал какую-то книгу.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Человек десять
осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С
тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год,
то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда
останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
Простаков (Скотинину). Правду сказать, мы поступили с Софьюшкой, как с сущею сироткой. После отца
осталась она младенцем.
Тому с полгода, как ее матушке, а моей сватьюшке, сделался удар…
Простаков. От которого она и на
тот свет пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь; а как несколько уже лет не было о нем ни слуху, ни вести,
то мы и считаем его покойником. Мы, видя, что она
осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Стародум. Как! А разве
тот счастлив, кто счастлив один? Знай, что, как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на
то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до
того, чтоб самому ему ничего желать не
оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли
тот, кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?