Дурачина Генрих нарочно об этом скрывал и только намекал, ну, а из этих намеков, из всего-то вместе взятого,
стала выходить для меня небесная гармония: князь ведь был на Смитихе-то женат!
Неточные совпадения
— Дома, батюшка, дома, — отвечала она, как будто затрудняясь моим вопросом. — Сейчас сама
выйдет на вас поглядеть. Шутка ли! Три недели не видались! Да чтой-то она у нас какая-то
стала такая, — не сообразишь с ней никак: здоровая ли, больная ли, бог с ней!
Через минуту я выбежал за ней в погоню, ужасно досадуя, что дал ей уйти! Она так тихо
вышла, что я не слыхал, как отворила она другую дверь на лестницу. С лестницы она еще не успела сойти, думал я, и остановился в сенях прислушаться. Но все было тихо, и не слышно было ничьих шагов. Только хлопнула где-то дверь в нижнем этаже, и опять все
стало тихо.
— Да зачем же это? — прошептала Наташа, — нет, нет, не надо… лучше дай руку и… кончено… как всегда… — И она
вышла из угла; румянец
стал показываться на щеках ее.
Я
стал на тротуаре против ворот и глядел в калитку. Только что я
вышел, баба бросилась наверх, а дворник, сделав свое дело, тоже куда-то скрылся. Через минуту женщина, помогавшая снести Елену, сошла с крыльца, спеша к себе вниз. Увидев меня, она остановилась и с любопытством на меня поглядела. Ее доброе и смирное лицо ободрило меня. Я снова ступил на двор и прямо подошел к ней.
Она за учителя
вышла, а я
стал в конторе служить, то есть не в коммерческой конторе, а так, просто в конторе.
Я просидел у них с час. Прощаясь, он
вышел за мною до передней и заговорил о Нелли. У него была серьезная мысль принять ее к себе в дом вместо дочери. Он
стал советоваться со мной, как склонить на то Анну Андреевну. С особенным любопытством расспрашивал меня о Нелли и не узнал ли я о ней еще чего нового? Я наскоро рассказал ему. Рассказ мой произвел на него впечатление.
Дорога мне казалась бесконечною. Наконец, мы приехали, и я вошел к моим старикам с замиранием сердца. Я не знал, как
выйду из их дома, но знал, что мне во что бы то ни
стало надо
выйти с прощением и примирением.
Деньги у нас все
вышли, а лекарства не на что было купить, да и не ели мы ничего, потому что у хозяев тоже ничего не было, и они
стали нас попрекать, что мы на их счет живем.
Иван Александрыч
стал ее останавливать, но она не слушала, и мы
вышли.
Я,
выходит, за обиду взял, потому что он, бездельник, меня надул,
стало быть, насмеялся надо мною.
Никто не видал последних его минут, не слыхал предсмертного стона. Апоплексический удар повторился еще раз, спустя год, и опять миновал благополучно: только Илья Ильич стал бледен, слаб, мало ел, мало
стал выходить в садик и становился все молчаливее и задумчивее, иногда даже плакал. Он предчувствовал близкую смерть и боялся ее.
— Куда ты его унес? Куда ты его унес? — раздирающим голосом завопила помешанная. Тут уж зарыдала и Ниночка. Коля выбежал из комнаты, за ним
стали выходить и мальчики. Вышел наконец за ними и Алеша. «Пусть переплачут, — сказал он Коле, — тут уж, конечно, нельзя утешать. Переждем минутку и воротимся».
У него был огромный подряд, на холст ли, на провиант ли, на сапожный ли товар, не знаю хорошенько, а он, становившийся с каждым годом упрямее и заносчивее и от лет, и от постоянной удачи, и от возрастающего уважения к нему, поссорился с одним нужным человеком, погорячился, обругал, и штука
стала выходить скверная.
Неточные совпадения
Да
вышла тут оказия: // Тотчас же
стали требовать // Задатков третью часть, // А третья часть — до тысячи.
Стародум. Они в руках государя. Как скоро все видят, что без благонравия никто не может
выйти в люди; что ни подлой выслугой и ни за какие деньги нельзя купить того, чем награждается заслуга; что люди выбираются для мест, а не места похищаются людьми, — тогда всякий находит свою выгоду быть благонравным и всякий хорош
становится.
Вышел вперед белокурый малый и
стал перед градоначальником. Губы его подергивались, словно хотели сложиться в улыбку, но лицо было бледно, как полотно, и зубы тряслись.
6-го числа утром
вышел на площадь юродивый Архипушко,
стал середь торга и начал раздувать по ветру своей пестрядинной рубашкой.
Проснувшись, глуповцы с удивлением узнали о случившемся; но и тут не затруднились. Опять все
вышли на улицу и
стали поздравлять друг друга, лобызаться и проливать слезы. Некоторые просили опохмелиться.