Неточные совпадения
Он вот поклянется тебе, да в тот же день, так же правдиво и искренно, другому отдастся; да еще сам первый
к тебе
придет рассказать об этом.
—
Он, может быть, и совсем не
придет, — проговорила она с горькой усмешкой. — Третьего дня
он писал, что если я не дам
ему слова
прийти, то
он поневоле должен отложить свое решение — ехать и обвенчаться со мною; а отец увезет
его к невесте. И так просто, так натурально написал, как будто это и совсем ничего… Что если
он и вправду поехал
к ней,Ваня?
—
Он у ней, — проговорила она чуть слышно. —
Он надеялся, что я не
приду сюда, чтоб поехать
к ней, а потом сказать, что
он прав, что
он заранее уведомлял, а я сама не
пришла. Я
ему надоела, вот
он и отстает… Ох, боже! Сумасшедшая я! Да ведь
он мне сам в последний раз сказал, что я
ему надоела… Чего ж я жду!
Помню, я стоял спиной
к дверям и брал со стола шляпу, и вдруг в это самое мгновение мне
пришло на мысль, что когда я обернусь назад, то непременно увижу Смита: сначала
он тихо растворит дверь, станет на пороге и оглядит комнату; потом тихо, склонив голову, войдет, станет передо мной, уставится на меня своими мутными глазами и вдруг засмеется мне прямо в глаза долгим, беззубым и неслышным смехом, и все тело
его заколышется и долго будет колыхаться от этого смеха.
Старушка становилась больна, если долго не получала известий, а когда я
приходил с
ними, интересовалась самою малейшею подробностию, расспрашивала с судорожным любопытством, «отводила душу» на моих рассказах и чуть не умерла от страха, когда Наташа однажды заболела, даже чуть было не пошла
к ней сама.
Я сообщил ей, что у Наташи с Алешей действительно как будто идет на разрыв и что это серьезнее, чем прежние
их несогласия; что Наташа
прислала мне вчера записку, в которой умоляла меня
прийти к ней сегодня вечером, в девять часов, а потому я даже и не предполагал сегодня заходить
к ним; завел же меня сам Николай Сергеич.
С первого детства моего до самого последнего дня
он приходил к моей кровати и крестил меня на ночь.
— Я и надеюсь на вашу проницательность, — продолжал
он, — и если позволил себе
прийти к вам теперь, то именно потому, что знал, с кем имею дело.
Я
пришел, чтоб исполнить мой долг перед вами и — торжественно, со всем беспредельным моим
к вам уважением, прошу вас осчастливить моего сына и отдать
ему вашу руку.
Я подошел
к ней и начал ей наскоро рассказывать. Она молча и пытливо слушала, потупив голову и стоя ко мне спиной. Я рассказал ей тоже, как старик, умирая, говорил про Шестую линию. «Я и догадался, — прибавил я, — что там, верно, кто-нибудь живет из дорогих
ему, оттого и ждал, что
придут о
нем наведаться. Верно,
он тебя любил, когда в последнюю минуту о тебе поминал».
Я знал одного антрепренера, издававшего уже третий год одну многотомную книгу. У
него я часто доставал работу, когда нужно было поскорей заработать сколько-нибудь денег. Платил
он исправно. Я отправился
к нему, и мне удалось получить двадцать пять рублей вперед, с обязательством доставить через неделю компилятивную статью. Но я надеялся выгадать время на моем романе. Это я часто делал, когда
приходила крайняя нужда.
— А, так у
него была и внучка! Ну, братец, чудак же она! Как глядит, как глядит! Просто говорю: еще бы ты минут пять не
пришел, я бы здесь не высидел. Насилу отперла и до сих пор ни слова; просто жутко с ней, на человеческое существо не похожа. Да как она здесь очутилась? А, понимаю, верно,
к деду
пришла, не зная, что
он умер.
— Я начал о моем ветренике, — продолжал князь, — я видел
его только одну минуту и то на улице, когда
он садился ехать
к графине Зинаиде Федоровне.
Он ужасно спешил и, представьте, даже не хотел встать, чтоб войти со мной в комнаты после четырех дней разлуки. И, кажется, я в том виноват, Наталья Николаевна, что
он теперь не у вас и что мы
пришли прежде
него; я воспользовался случаем, и так как сам не мог быть сегодня у графини, то дал
ему одно поручение. Но
он явится сию минуту.
Сначала я пошел
к старикам. Оба
они хворали. Анна Андреевна была совсем больная; Николай Сергеич сидел у себя в кабинете.
Он слышал, что я
пришел, но я знал, что по обыкновению своему
он выйдет не раньше, как через четверть часа, чтоб дать нам наговориться. Я не хотел очень расстраивать Анну Андреевну и потому смягчал по возможности мой рассказ о вчерашнем вечере, но высказал правду;
к удивлению моему, старушка хоть и огорчилась, но как-то без удивления приняла известие о возможности разрыва.
— Мы еще поговорим об этом, — сказал
он решительно, — а покамест… а впрочем, я сам
к тебе
приду, вот только немножко поправлюсь здоровьем. Тогда и решим.
— А я, как нарочно,
пришел к тебе, чтобы и об
нем расспросить между прочим. Но это после. А зачем ты вчера без меня моей Елене леденцов давал да плясал перед ней? И об чем ты мог полтора часа с ней говорить!
— Да вы, может быть, побрезгаете, что
он вот такой… пьяный. Не брезгайте, Иван Петрович,
он добрый, очень добрый, а уж вас как любит!
Он про вас мне и день и ночь теперь говорит, все про вас. Нарочно ваши книжки купил для меня; я еще не прочла; завтра начну. А уж мне-то как хорошо будет, когда вы
придете! Никого-то не вижу, никто-то не ходит
к нам посидеть. Все у нас есть, а сидим одни. Теперь вот я сидела, все слушала, все слушала, как вы говорили, и как это хорошо… Так до пятницы…
— Так, стало быть,
он и обедать
к нам теперь не
придет!.. Ах, боже мой! И один-то
он, бедный, один. Ну, так покажем же мы теперь
ему наше радушие. Вот случай выдался, так и не надо
его упускать.
Оставив у
них записку, в которой извещал
их о новой беде, и прося, если
к ним придет Нелли, немедленно дать мне знать, я пошел
к доктору; того тоже не было дома, служанка объявила мне, что, кроме давешнего посещения, другого не было.
Я
пришел наконец
к заключению, что угрозы
его были не вздор, не фанфаронство и что, покамест она живет с Алешей, князь действительно мог наделать ей много неприятностей.
Ему, верно,
приходило на мысль, что все-таки не она идет
к нему первая; что, может быть, даже она и не думает об
них и потребности не чувствует
к примирению.
— Нелли! Вся надежда теперь на тебя! Есть один отец: ты
его видела и знаешь;
он проклял свою дочь и вчера
приходил просить тебя
к себе вместо дочери. Теперь ее, Наташу (а ты говорила, что любишь ее!), оставил тот, которого она любила и для которого ушла от отца.
Он сын того князя, который приезжал, помнишь, вечером ко мне и застал еще тебя одну, а ты убежала от
него и потом была больна… Ты ведь знаешь
его?
Он злой человек!
Расскажи, как
он не хотел прощать твою мать, и как она посылала тебя
к нему в свой предсмертный час, чтоб
он пришел к ней простить ее, и как
он не хотел… и как она умерла.
Тогда я
пришла к мамаше и рассказала ей все про дедушку, и как я сначала
его боялась и пряталась от
него.
Дедушка ничего не сказал, но повел меня на рынок и купил мне башмаки и велел тут же
их надеть, а потом повел меня
к себе, в Гороховую, а прежде зашел в лавочку и купил пирог и две конфетки, и когда мы
пришли, сказал, чтоб я ела пирог, и смотрел на меня, когда я ела, а потом дал мне конфетки.
Как я
пришла домой, все мамаше и рассказала. А мамаше все становилось хуже и хуже.
К гробовщику ходил один студент;
он лечил мамашу и велел ей лекарства принимать. А я ходила
к дедушке часто; мамаша так приказывала.
А я все думала: что ж мамаша так любит дедушку, а
он ее не любит, и когда
пришла к дедушке, то нарочно стала
ему рассказывать, как мамаша
его любит.
Тогда
он вскочил и закричал, что это мамаша меня научила, вытолкнул меня в другой раз вон и сказал, чтоб я никогда не смела теперь
к нему приходить.
А я сказала, что я и сама теперь
к нему не
приду, и ушла от
него…
Мамаша остановилась, схватила меня и сказала мне тогда: «Нелли, будь бедная, будь всю жизнь бедная, не ходи
к ним, кто бы тебя ни позвал, кто бы ни
пришел.
Они злые и жестокие, и вот тебе мое приказание: оставайся бедная, работай и милостыню проси, а если кто
придет за тобой, скажи: не хочу
к вам!..» Это мне говорила мамаша, когда больна была, и я всю жизнь хочу ее слушаться, — прибавила Нелли, дрожа от волнения, с разгоревшимся личиком, — и всю жизнь буду служить и работать, и
к вам
пришла тоже служить и работать, а не хочу быть как дочь…
— За неделю до смерти мамаша подозвала меня и сказала: «Нелли, сходи еще раз
к дедушке, в последний раз, и попроси, чтоб
он пришел ко мне и простил меня; скажи
ему, что я через несколько дней умру и тебя одну на свете оставляю.
Она заболела с того самого дня, как мы
пришли с ней тогда
к старикам, в день примирения
их с Наташей.
Только что
он, бывало,
придет к ней, тотчас же и начинается смех и даже шалости.
— Что она? Как спала? Не было ли с ней чего? Не проснулась ли она теперь? Знаешь что, Анна Андреевна: мы столик-то придвинем поскорей на террасу, принесут самовар,
придут наши, мы все усядемся, и Нелли
к нам выйдет… Вот и прекрасно. Да уж не проснулась ли она? Пойду я
к ней. Только посмотрю на нее… не разбужу, не беспокойся! — прибавил
он, видя, что Анна Андреевна снова замахала на
него руками.
Вот я и подумала теперь, Ваня, что
он непременно жив и где-нибудь один ходит и ждет, чтоб я
к нему пришла…