Неточные совпадения
Я не мистик;
в предчувствия и гаданья почти не
верю; однако со мною, как, может быть, и со всеми, случилось
в жизни несколько происшествий, довольно необъяснимых. Например, хоть этот старик: почему при тогдашней моей встрече с ним, я тотчас почувствовал, что
в тот же вечер со мной случится что-то не совсем обыденное? Впрочем, я был болен; а болезненные ощущения почти всегда бывают обманчивы.
В то время, именно год назад, я еще сотрудничал по журналам, писал статейки и твердо
верил, что мне удастся написать какую-нибудь большую, хорошую вещь. Я сидел тогда за большим романом; но дело все-таки кончилось тем, что я — вот засел теперь
в больнице и, кажется, скоро умру. А коли скоро умру, то к чему бы, кажется, и писать записки?
Но удивительнее всего, что князь
поверил всему этому совершенно и даже приехал
в Васильевское единственно по этой причине, вследствие какого-то анонимного доноса, присланного к нему
в Петербург из провинции.
Но беспрерывные новые слухи, объявления
в журналах и наконец несколько похвальных слов, услышанных им обо мне от таких лиц, которым он с благоговением
верил, заставили его изменить свой взгляд на дело.
— Наташа, — сказал я, — одного только я не понимаю: как ты можешь любить его после того, что сама про него сейчас говорила? Не уважаешь его, не
веришь даже
в любовь его и идешь к нему без возврата, и всех для него губишь? Что ж это такое? Измучает он тебя на всю жизнь, да и ты его тоже. Слишком уж любишь ты его, Наташа, слишком! Не понимаю я такой любви.
Тут он опять пожал мне руку, и
в прекрасных глазах его просияло доброе, прекрасное чувство. Он так доверчиво протягивал мне руку, так
верил, что я ему друг!
Я едва
верил глазам своим. Кровь бросилась
в голову старика и залила его щеки; он вздрогнул. Анна Андреевна стояла, сложив руки, и с мольбою смотрела на него. Лицо ее просияло светлою, радостною надеждою. Эта краска
в лице, это смущение старика перед нами… да, она не ошиблась, она понимала теперь, как пропал ее медальон!
Граф мне руку жмет, глаза у него стали масленые; а отец, хоть он и добрейший, и честнейший, и благороднейший человек, но
верьте или не
верьте, а чуть не плакал от радости, когда мы вдвоем домой приехали; обнимал меня,
в откровенности пустился,
в какие-то таинственные откровенности, насчет карьеры, связей, денег, браков, так что я многого и не понял.
— Мой приход к вам
в такой час и без доклада — странен и вне принятых правил; но я надеюсь, вы
поверите, что, по крайней мере, я
в состоянии сознать всю эксцентричность моего поступка. Я знаю тоже, с кем имею дело; знаю, что вы проницательны и великодушны. Подарите мне только десять минут, и я надеюсь, вы сами меня поймете и оправдаете.
— Что я говорил тебе, Наташа! — вскричал он. — Ты не
верила мне! Ты не
верила, что это благороднейший человек
в мире! Видишь, видишь сама!..
Вот что, Ваня,
верь одному: Маслобоев хоть и сбился с дороги, но сердце
в нем то же осталось, а обстоятельства только переменились.
В назначенное время я сходил за лекарством и вместе с тем
в знакомый трактир,
в котором я иногда обедал и где мне
верили в долг.
В этот раз, выходя из дому, я захватил с собой судки и взял
в трактире порцию супу из курицы для Елены. Но она не хотела есть, и суп до времени остался
в печке.
И на чем держится все это хваленое благоразумие,
в которое я так
верил!
Право, как будто ты сам не
веришь в то, что для нас предназначаешь; как будто смотришь на все это как на шутку, на забавную выдумку, на какой-то смешной водевиль…
— Да, Алеша, — продолжала она с тяжким чувством. — Теперь он прошел между нами и нарушил весь наш мир, на всю жизнь. Ты всегда
в меня
верил больше, чем во всех; теперь же он влил
в твое сердце подозрение против меня, недоверие, ты винишь меня, он взял у меня половину твоего сердца. Черная кошкапробежала между нами.
— Как это? — спросил я
в удивлении, не
веря ушам своим.
Помню, я еще тогда приехал к себе
в деревню с гуманными целями и, разумеется, скучал на чем свет стоит; и вы не
поверите, что тогда случилось со мною?
Он из доброты своей души, созданной, кажется, из патоки, и оттого, что влюбился тогда
в меня и сам же захвалил меня самому себе, — решился ничему не
верить и не
поверил; то есть факту не
поверил и двенадцать лет стоял за меня горой до тех пор, пока до самого не коснулось.
Поверьте, мой друг,
в несчастии такого рода есть даже какое-то высшее упоение сознавать себя вполне правым и великодушным и иметь полное право назвать своего обидчика подлецом.
«Я и теперь не
верю, — прибавил он
в заключение своего рассказа, — и никогда этому не
поверю».
Я бросился
в сени, искал ее на лестнице, кликал, стучался даже у соседей и спрашивал о ней;
поверить я не мог и не хотел, что она опять бежала.
Еще раз она остановилась
в дверях и шепнула мне: «Я просто пойду и скажу ей, что я так
в нее
верила, что приехала не опасаясь… впрочем, что ж я разговариваю; ведь я уверена, что Наташа благороднейшее существо. Не правда ли?»
Ну, а я это-то
в нем и любила больше всего…
веришь ли этому?
Знаешь, Ваня, я тебе признаюсь
в одном: помнишь, у нас была ссора, три месяца назад, когда он был у той, как ее, у этой Минны… я узнала, выследила, и
веришь ли: мне ужасно было больно, а
в то же время как будто и приятно… не знаю, почему… одна уж мысль, что он тоже, как большойкакой-нибудь, вместе с другими большимипо красавицам разъезжает, тоже к Минне поехал!
— Вы поняли, — продолжал он, — что, став женою Алеши, могли возбудить
в нем впоследствии к себе ненависть, и у вас достало благородной гордости, чтоб сознать это и решиться… но — ведь не хвалить же я вас приехал. Я хотел только заявить перед вами, что никогда и нигде не найдете вы лучшего друга, как я. Я вам сочувствую и жалею вас. Во всем этом деле я принимал невольное участие, но — я исполнял свой долг. Ваше прекрасное сердце поймет это и примирится с моим… А мне было тяжелее вашего,
поверьте!
Это человек, сочувствующий всему прекрасному,
поверьте мне, — щедрый, почтенный старичок, способный ценить достоинство и еще даже недавно благороднейшим образом обошелся с вашим отцом
в одной истории.
Он схватил ее и, подняв как ребенка, отнес
в свои кресла, посадил ее, а сам упал перед ней на колена. Он целовал ее руки, ноги; он торопился целовать ее, торопился наглядеться на нее, как будто еще не
веря, что она опять вместе с ним, что он опять ее видит и слышит, — ее, свою дочь, свою Наташу! Анна Андреевна, рыдая, охватила ее, прижала голову ее к своей груди и так и замерла
в этом объятии, не
в силах произнесть слова.
—
В садике, голубка,
в садике! Сходите к ней… Что-то она тоже у меня такая… Как-то и не соображу… Ох, Иван Петрович, тяжело мне душой! Уверяет, что весела и довольна, да не
верю я ей… Сходи-ка к ней, Ваня, да мне и расскажи ужо потихоньку, что с ней… Слышишь?
А между тем по тону всего письма было ясно, что он
в отчаянии, что посторонние влияния уже вполне отяготели над ним и что он уже сам себе не
верил.
Маменька тоже
в эти минуты сама не своя, и тоже не
верит его смеху, и вздыхает…
Он
верил в это и был рад своей вере.
Возьми одно: с самого начала она мечтала только о чем-то вроде неба на земле и об ангелах, влюбилась беззаветно,
поверила безгранично и, я уверен, с ума сошла потом не оттого, что он ее разлюбил и бросил, а оттого, что
в нем она обманулась, что он способен былее обмануть и бросить; оттого, что ее ангел превратился
в грязь, оплевал и унизил ее.