Неточные совпадения
С подавленным негодованием отвел он глаза
от неделикатного гостя, пробормотал
себе что-то под нос и молча закрылся газетой.
Подумай, представь
себе только, каково страдал тогда твой отец
от этой клеветы.
И он, суетясь и дрожа
от волнения, стал искать у
себя в кармане и вынул две или три серебряные монетки. Но ему показалось мало; он достал портмоне и, вынув из него рублевую бумажку, — все, что там было, — положил деньги в руку маленькой нищей.
Но убитый вид ее, дрожавшей перед ним
от страха, тронул его. Он как будто устыдился своего гнева и на минуту сдержал
себя. Мы все молчали; я старался не глядеть на него. Но добрая минута тянулась недолго. Во что бы ни стало надо было высказаться, хотя бы взрывом, хотя бы проклятием.
Она поняла, что он нашел его, обрадовался своей находке и, может быть, дрожа
от восторга, ревниво спрятал его у
себя от всех глаз; что где-нибудь один, тихонько
от всех, он с беспредельною любовью смотрел на личико своего возлюбленного дитяти, — смотрел и не мог насмотреться, что, может быть, он так же, как и бедная мать, запирался один
от всех разговаривать с своей бесценной Наташей, выдумывать ее ответы, отвечать на них самому, а ночью, в мучительной тоске, с подавленными в груди рыданиями, ласкал и целовал милый образ и вместо проклятий призывал прощение и благословение на ту, которую не хотел видеть и проклинал перед всеми.
Чувствительный и проницательный сердцем, Алеша, иногда целую неделю обдумывавший с наслаждением, как бы ей что подарить и как-то она примет подарок, делавший из этого для
себя настоящие праздники, с восторгом сообщавший мне заранее свои ожидания и мечты, впадал в уныние
от ее журьбы и слез, так что его становилось жалко, а впоследствии между ними бывали из-за подарков упреки, огорчения и ссоры.
Я не пришла к нему с самого начала, я не каялась потом перед ним в каждом движении моего сердца, с самого начала моей любви; напротив, я затаила все в
себе, я пряталась
от него, и, уверяю тебя, Ваня, втайне ему это обиднее, оскорбительнее, чем самые последствия любви, — то, что я ушла
от них и вся отдалась моему любовнику.
— Все, решительно все, — отвечал Алеша, — и благодарю бога, который внушил мне эту мысль; но слушайте, слушайте! Четыре дня тому назад я решил так: удалиться
от вас и кончить все самому. Если б я был с вами, я бы все колебался, я бы слушал вас и никогда бы не решился. Один же, поставив именно
себя в такое положение, что каждую минуту должен был твердить
себе, что надо кончить и что я долженкончить, я собрался с духом и — кончил! Я положил воротиться к вам с решением и воротился с решением!
Оправдывать
себя не стану, но причин моих
от вас не скрою.
Алеша был вне
себя от восторга.
И в исступлении она бросилась на обезумевшую
от страха девочку, вцепилась ей в волосы и грянула ее оземь. Чашка с огурцами полетела в сторону и разбилась; это еще более усилило бешенство пьяной мегеры. Она била свою жертву по лицу, по голове; но Елена упорно молчала, и ни одного звука, ни одного крика, ни одной жалобы не проронила она, даже и под побоями. Я бросился на двор, почти не помня
себя от негодования, прямо к пьяной бабе.
— А коль интересуетесь, так вы бы лучше ее к
себе взяли али место какое ей нашли, чем ей тут пропадать, — проговорила как бы нехотя женщина, делая движение уйти
от меня.
Я отшатнулся на спинку стула и смотрел на него вне
себя от изумления.
— Да, я действительно не совсем знал до сих пор Катерину Федоровну, — заметил князь как бы про
себя, все с той же насмешливой улыбкой. — Я, впрочем, многого
от нее ожидал, но этого…
— Вы отказываетесь
от своего слова, — вскричала Наташа вне
себя, — вы обрадовались случаю! Но знайте, что я сама, еще два дня тому, здесь, одна, решилась освободить его
от его слова, а теперь подтверждаю при всех. Я отказываюсь!
Вообразил я
себе, как бы я целовал эту могилу, звал бы тебя из нее, хоть на одну минуту, и молил бы у бога чуда, чтоб ты хоть на одно мгновение воскресла бы передо мною; представилось мне, как бы я бросился обнимать тебя, прижал бы к
себе, целовал и кажется, умер бы тут
от блаженства, что хоть одно мгновение мог еще раз, как прежде, обнять тебя.
Ну-с, вот-с князь девицу-то сманил, да и увез
от отца, да по настоянию князя девица захватила с
собой и кой-какие документики.
— Странная девочка. Я уверен, что она сумасшедшая. Представьте
себе, сначала отвечала мне хорошо, но потом, когда разглядела меня, бросилась ко мне, вскрикнула, задрожала, вцепилась в меня… что-то хочет сказать — не может. Признаюсь, я струсил, хотел уж бежать
от нее, но она, слава богу, сама
от меня убежала. Я был в изумлении. Как это вы уживаетесь?
Мне тут же показалось одно: что вчерашний визит ко мне Маслобоева, тогда как он знал, что я не дома, что сегодняшний мой визит к Маслобоеву, что сегодняшний рассказ Маслобоева, который он рассказал в пьяном виде и нехотя, что приглашение быть у него сегодня в семь часов, что его убеждения не верить в его хитрость и, наконец, что князь, ожидающий меня полтора часа и, может быть, знавший, что я у Маслобоева, тогда как Нелли выскочила
от него на улицу, — что все это имело между
собой некоторую связь.
Нечего было тут прибавлять. Я молчал, и мне самому хотелось заплакать, смотря на нее, так,
от любви какой-то. Что за милый был это ребенок! Я уж не спрашивал ее, почему она считает
себя способною сделать счастье Алеши.
— Князь! Вы, кажется, нарочно привезли меня сюда, чтоб оскорбить! — вскричал я вне
себя от злости.
Заключу же так: вы меня обвиняете в пороке, разврате, безнравственности, а я, может быть, только тем и виноват теперь, что откровеннеедругих и больше ничего; что не утаиваю того, что другие скрывают даже
от самих
себя, как сказал я прежде…
Разумеется, вы ничем так сильно не могли отплатить мне, как этим окончательным презрением ко мне; вы избавляете
себя даже
от обыденной и всем обязательной вежливости, которою мы все друг другу обязаны.
Я, например, уже давно освободил
себя от всех пут и даже обязанностей.
Но она все бросалась ко мне и прижималась крепко, как будто в испуге, как будто прося защитить
себя от кого-то, и когда уже легла в постель, все еще хваталась за мою руку и крепко держала ее, боясь, чтоб я опять не ушел.
Было ясно: с ней без меня был припадок, и случился он именно в то мгновение, когда она стояла у самой двери. Очнувшись
от припадка, она, вероятно, долго не могла прийти в
себя. В это время действительность смешивается с бредом, и ей, верно, вообразилось что-нибудь ужасное, какие-нибудь страхи. В то же время она смутно сознавала, что я должен воротиться и буду стучаться у дверей, а потому, лежа у самого порога на полу, чутко ждала моего возвращения и приподнялась на мой первый стук.
Тотчас же она явилась у нас, привезя с
собой на извозчике целый узел. Объявив с первого слова, что теперь и не уйдет
от меня, и приехала, чтоб помогать мне в хлопотах, она развязала узел. В нем были сиропы, варенья для больной, цыплята и курица, в случае если больная начнет выздоравливать, яблоки для печенья, апельсины, киевские сухие варенья (на случай если доктор позволит), наконец, белье, простыни, салфетки, женские рубашки, бинты, компрессы — точно на целый лазарет.
Нелли замолчала; я отошел
от нее. Но четверть часа спустя она сама подозвала меня к
себе слабым голосом, попросила было пить и вдруг крепко обняла меня, припала к моей груди и долго не выпускала меня из своих рук. На другой день, когда приехала Александра Семеновна, она встретила ее с радостной улыбкой, но как будто все еще стыдясь ее отчего-то.
Она плакала, обнимала и целовала его, целовала ему руки и убедительно, хотя и бессвязно, просила его, чтоб он взял ее жить к
себе; говорила, что не хочет и не может более жить со мной, потому и ушла
от меня; что ей тяжело; что она уже не будет более смеяться над ним и говорить об новых платьях и будет вести
себя хорошо, будет учиться, выучится «манишки ему стирать и гладить» (вероятно, она сообразила всю свою речь дорогою, а может быть, и раньше) и что, наконец, будет послушна и хоть каждый день будет принимать какие угодно порошки.
— И не пожалела ты его, Нелли! — вскричал я, когда мы остались одни, — и не стыдно, не стыдно тебе! Нет, ты не добрая, ты и вправду злая! — и как был без шляпы, так и побежал я вслед за стариком. Мне хотелось проводить его до ворот и хоть два слова сказать ему в утешение. Сбегая с лестницы, я как будто еще видел перед
собой лицо Нелли, страшно побледневшее
от моих упреков.
Она, может быть, хочет говорить с тобой, чувствует потребность раскрыть перед тобой свое сердце, не умеет, стыдится, сама не понимает
себя, ждет случая, а ты, вместо того чтоб ускорить этот случай, отдаляешься
от нее, сбегаешь
от нее ко мне и даже, когда она была больна, по целым дням оставлял ее одну.
— Просто на
себя не похож, — говорила она, — в лихорадке, по ночам, тихонько
от меня, на коленках перед образом молится, во сне бредит, а наяву как полуумный: стали вчера есть щи, а он ложку подле
себя отыскать не может, спросишь его про одно, а он отвечает про другое.
На третий день мы узнали все.
От меня он кинулся прямо к князю, не застал его дома и оставил ему записку; в записке он писал, что знает о словах его, сказанных чиновнику, что считает их
себе смертельным оскорблением, а князя низким человеком и вследствие всего этого вызывает его на дуэль, предупреждая при этом, чтоб князь не смел уклоняться
от вызова, иначе будет обесчещен публично.
Анна Андреевна рассказывала мне, что он воротился домой в таком волнении и расстройстве, что даже слег. С ней был очень нежен, но на расспросы ее отвечал мало, и видно было, что он чего-то ждал с лихорадочным нетерпением. На другое утро пришло по городской почте письмо; прочтя его, он вскрикнул и схватил
себя за голову. Анна Андреевна обмерла
от страха. Но он тотчас же схватил шляпу, палку и выбежал вон.
— Милая моя, — сказал он, вздохнув, — я понимаю ваше горе; я знал, как будет тяжела вам эта минута, и положил
себе за долг посетить вас. Утешьтесь, если можете, хоть тем, что, отказавшись
от Алеши, вы составили его счастье. Но вы лучше меня это понимаете, потому что решились на великодушный подвиг…
— Нелли! Вся надежда теперь на тебя! Есть один отец: ты его видела и знаешь; он проклял свою дочь и вчера приходил просить тебя к
себе вместо дочери. Теперь ее, Наташу (а ты говорила, что любишь ее!), оставил тот, которого она любила и для которого ушла
от отца. Он сын того князя, который приезжал, помнишь, вечером ко мне и застал еще тебя одну, а ты убежала
от него и потом была больна… Ты ведь знаешь его? Он злой человек!
А когда мамаша уехала
от дедушки, то дедушка и оставил Азорку у
себя и все с ним ходил, так что на улице, как только мамаша увидала Азорку, тотчас же и догадалась, что тут же и дедушка…
Анна Андреевна, узнав
от меня, что Александра Семеновна еще не успела сделаться его законнойсупругой, решила про
себя, что и принимать ее и говорить об ней в доме нельзя.
Она разорвала все связи, все документы; плюнула на деньги, даже забыла, что они не ее, а отцовы, и отказалась
от них, как
от грязи, как
от пыли, чтоб подавить своего обманщика душевным величием, чтоб считать его своим вором и иметь право всю жизнь презирать его, и тут же, вероятно, сказала, что бесчестием
себе почитает называться и женой его.
— Да так. Я вижу, он понял, что у меня нет ничего положительного,и, наконец, чувствую про
себя, что чем больше дело тянуть, тем скорее, значит, поймет он мое бессилие. Ну, и согласился принять
от него две тысячи.
Она умерла две недели спустя. В эти две недели своей агонии она уже ни разу не могла совершенно прийти в
себя и избавиться
от своих странных фантазий. Рассудок ее как будто помутился. Она твердо была уверена, до самой смерти своей, что дедушка зовет ее к
себе и сердится на нее, что она не приходит, стучит на нее палкою и велит ей идти просить у добрых людей на хлеб и на табак. Часто она начинала плакать во сне и, просыпаясь, рассказывала, что видела мамашу.