— Эх, братец, не в том дело! — поспешно прервал меня дядя. — Только, видишь: ему теперь и
проходу нет. Та девка бойкая, задорная, всех против него подняла: дразнят, уськают, даже мальчишки дворовые его вместо шута почитают…
В этой-то горести застала Парашку благодетельная особа. Видит баба, дело плохо, хоть ИЗ села вон беги: совсем
проходу нет. Однако не потеряла, головы, и не то чтобы кинулась на шею благодетелю, а выдержала характер. Смекнул старик, что тут силой не возьмешь — и впрямь перетащил мужа в губернский; город, из духовного звания выключил и поместил в какое-то присутственное место бумагу изводить.
А господь его ведает, вор ли, разбойник — только здесь и добрым людям нынче
прохода нет — а что из того будет? ничего; ни лысого беса не поймают: будто в Литву нет и другого пути, как столбовая дорога! Вот хоть отсюда свороти влево, да бором иди по тропинке до часовни, что на Чеканском ручью, а там прямо через болото на Хлопино, а оттуда на Захарьево, а тут уж всякий мальчишка доведет до Луёвых гор. От этих приставов только и толку, что притесняют прохожих да обирают нас, бедных.
— Да, вот подите, право, какие нахалы! Старухам, нам, уж и тем
прохода нет, как вечер. Вы знаете ведь, что с Иденькой в прошлом году случилось?
Неточные совпадения
— Посмотри, Захар, что это такое? — сказал Илья Ильич, но мягко, с добротой: он сердиться был не в состоянии теперь. — Ты и здесь хочешь такой же беспорядок завести: пыль, паутину?
Нет; извини, я не позволю! И так Ольга Сергеевна мне
проходу не дает: «Вы любите, говорит, сор».
—
Нет, стыд-то у тебя где, змей?! — азартно наступала на него Домнушка и даже замахнулась деревянною скалкой. — Разе у меня глаз
нет, выворотень проклятый?.. Еще материно молоко на губах не обсохло, а он девке
проходу не дает…
— А гля того!.. Вы, Павел Михайлович, и приставать ему не прикажите ко мне, а то мне
проходу от него
нет! — проговорила Груша и, совсем уж расплакавшись, вышла из комнаты. Вихрову сделалось ее до души жаль.
И как на экране — где-то далеко внизу на секунду передо мной — побелевшие губы О; прижатая к стене в
проходе, она стояла, загораживая свой живот сложенными накрест руками. И уже
нет ее — смыта, или я забыл о ней, потому что…
Выскажи он мысль сколько-нибудь человеческую — его засмеют, назовут блаженненьким, не дадут
проходу. Но он явился не с проектом о признании в человеке человеческого образа (это был бы не проект, а опасное мечтание), а с проектом о превращении человеческих голов в стенобитные машины — и
нет хвалы, которою не считалось бы возможным наградить эту гнилую отрыжку старой канцелярской каверзы, не нашедшей себе ограничения ни в совести, ни в знании.