Неточные совпадения
— Да-с! конечно-с! Это штука довольно мудреная!.. Впрочем, эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны или не довольно крепко прижмешь пальцем; признаюсь, не люблю я также винтовок черкесских; они как-то
нашему брату неприличны: приклад маленький — того и гляди, нос обожжет… Зато уж шашки у них — просто
мое почтение!
Наши здешние все разыгрывают свои роли, я в иных случаях только наблюдатель… [Находясь в Тобольске, Пущин получил 19 октября письмо — от своего крестного сына Миши Волконского: «Очень, очень благодарю тебя, милый Папа Ваня, за прекрасное ружье… Прощай, дорогой
мой Папа Ваня. Я не видал еще твоего брата… Неленька тебя помнит. Мама свидетельствует тебе свое
почтение… Прошу твоего благословения. М. Волконский» (РО, ф. 243, оп. I, № 29).]
— Ах, что ты! чем же ты мне мешать можешь! Если б и были у меня занятия, то я для родного должна их оставить. Я родных почитаю,
мой друг, потому что ежели мы родных почитать не станем, то что же такое будет! И Савва Силыч всегда мне внушал, что
почтение к родным есть первый
наш долг. Он и об тебе вспоминал и всегда с
почтением!
Эти беседы с каждым днем все больше закрепляли
нашу дружбу с Валеком, которая росла, несмотря на резкую противоположность
наших характеров.
Моей порывистой резвости он противопоставлял грустную солидность и внушал мне
почтение своею авторитетностью и независимым тоном, с каким отзывался о старших. Кроме того, он часто сообщал мне много нового, о чем я раньше и не думал. Слыша, как он отзывается о Тыбурции, точно о товарище, я спросил:
Не знаю, как он был родня
нашему бессмертному Суворову, но в переписке Куролесова я нашел несколько писем гениального полководца, которые всегда начинались так: «Милостивый государь
мой, братец Михаил Максимович» и оканчивались: «С достодолжным
почтением к вам и милостивой государыне сестрице Прасковье Ивановне, честь имею быть и проч.».