Неточные совпадения
Пробовали было завести домашний вист-преферанс; но игра кончалась обыкновенно для генерала
такими припадками, что генеральша и ее приживалки в ужасе ставили свечки, служили молебны, гадали на бобах и на картах, раздавали калачи в остроге и с трепетом ожидали послеобеденного часа,
когда опять приходилось составлять партию для виста-преферанса и принимать за каждую ошибку крики, визги, ругательства и чуть-чуть не побои.
— Именно, именно, — подхватил дядя, — именно! мужичков отпустим, а потом и поговорим, знаешь, эдак, приятельски, дружески, основательно! Ну, — продолжал он скороговоркой, обращаясь к мужикам, — теперь ступайте, друзья мои. И вперед ко мне, всегда ко мне,
когда нужно; так-таки прямо ко мне и иди во всякое время.
— Нет, батюшка, покамест еще миловал Бог! — отвечал один из мужиков, вероятно большой говорун, рыжий, с огромной плешью на затылке и с длинной, жиденькой клинообразной бородкой, которая
так и ходила вся,
когда он говорил, точно она была живая сама по себе. — Нет, сударь, покамест еще миловал Бог.
Я откровенно признаюсь — к чему скрывать? — продолжал я, обращаясь с заискивающей улыбкой к мадам Обноскиной, — что до сих пор совсем почти не знал дамского общества, и теперь,
когда мне случилось
так неудачно войти, мне показалось, что моя поза среди комнаты была очень смешна и отзывалась несколько тюфяком, — не правда ли?
Ведь это она только
так, — прибавил он шепотом, — ведь это она только
когда рассердится…
Понятно после этого, отчего дядя рвал на себе волосы,
когда увидел плачущего Фалалея и услышал, что Видоплясов возвестил Фому Фомича,
так неожиданно и в
такую хлопотливую минуту представшего перед нами своею собственною особою.
— Как
так что ж? Да ведь кому двадцать два года, у того это и на лбу написано, как у меня, например,
когда я давеча на средину комнаты выскочил или как теперь перед вами… Распроклятый возраст!
— Это правда! Я был болван! Даже больше: я сделал подлость! Вы приметили ее — и я уже наказан! Браните меня, смейтесь надо мной, но послушайте: может быть, вы перемените наконец ваше мнение, — прибавил я, увлекаемый каким-то странным чувством, — вы меня еще
так мало знаете, что потом,
когда узнаете больше, тогда… может быть…
— Да, конечно, Фома Фомич; но теперь из-за меня идет дело, потому что они то же говорят, что и вы, ту же бессмыслицу; тоже подозревают, что он влюблен в меня. А
так как я бедная, ничтожная, а
так как замарать меня ничего не стоит, а они хотят женить его на другой,
так вот и требуют, чтоб он меня выгнал домой, к отцу, для безопасности. А ему
когда скажут про это, то он тотчас же из себя выходит; даже Фому Фомича разорвать готов. Вон они теперь и кричат об этом; уж я предчувствую, что об этом.
Но знаешь, мой друг, я раскаиваюсь, что тебя позвал: Фоме, может быть, будет очень тяжело,
когда и ты будешь здесь,
так сказать, свидетелем его унижения.
А ведь
когда я увезу ее ночью,
так уж тут никакая генеральша, никакой Фома Фомич ничего не сделают.
— Признаюсь вам, — отвечал он, — этот вопрос для меня хуже самой горькой пилюли. В том-то и штука, что я уже открыл мою мысль… словом, свалял ужаснейшего дурака! И как бы вы думали, кому? Обноскину!
так что я даже сам не верю себе. Не понимаю, как и случилось! Он все здесь вертелся; я еще его хорошо не знал, и
когда осенило меня вдохновение, я, разумеется, был как будто в горячке; а
так как я тогда же понял, что мне нужен помощник, то и обратился к Обноскину… Непростительно, непростительно!
— Да что сказать тебе, друг мой? Ведь найдет же человек,
когда лезть с своими пустяками! Точно ты, брат Григорий, не мог уж и времени другого найти для своих жалоб? Ну, что я для тебя сделаю? Пожалей хоть ты меня, братец. Ведь я,
так сказать, изнурен вами, съеден живьем, целиком! Мочи моей нет с ними, Сергей!
— Ну,
так кончайте же с ним поскорее! Пожалуй, и я помогу. Взойдемте наверх. Что он
такое? чего ему? — сказал я,
когда мы вошли в комнаты.
— Пойдем! — сказал он, задыхаясь, и, крепко схватив меня за руку, потащил за собою. Но всю дорогу до флигеля он не сказал ни слова, не давал и мне говорить. Я ожидал чего-нибудь сверхъестественного и почти не обманулся.
Когда мы вошли в комнату, с ним сделалось дурно; он был бледен, как мертвый. Я немедленно спрыснул его водою. «Вероятно, случилось что-нибудь очень ужасное, — думал я, —
когда с
таким человеком делается обморок».
— Да это галиматья! — вскричал дядя с беспокойством. — Ведь это невозможное ж дело! Девятнадцать человек от всего войска осталось,
когда прежде был, даже и весьма значительный, корпус! Что ж это, братец,
такое?
— Фома, — начал дядя, сбиваясь на каждом слове, — вот теперь…
когда ты отдохнул и опять вместе с нами… то есть, я хотел сказать, Фома, что понимаю, как давеча, обвинив,
так сказать, невиннейшее создание…
— Где я? — продолжал Фома. — Кто кругом меня? Это буйволы и быки, устремившие на меня рога свои. Жизнь, что же ты
такое? Живи, живи, будь обесчещен, опозорен, умален, избит, и
когда засыплют песком твою могилу, тогда только опомнятся люди, и бедные кости твои раздавят монументом!
Конечно, и в мыслях его не было выйти из «этого дома»,
так же как и давеча не было, как не было и вчера, как не было и тогда,
когда он копал в огороде.
Но, вероятно, давешнее, малодушное его возвращение,
когда он испугался грозы, несколько щекотало его амбицию и подстрекало его еще как-нибудь погеройствовать; а главное — предстоял
такой соблазн поломаться, можно было
так хорошо поговорить, расписать, размазать, расхвалить самого себя, что не было никакой возможности противиться искушению.
Дядя и Настенька
так и замахали на меня руками,
когда я попробовал было слегка намекнуть, каким процессом получилось согласие Фомы на их свадьбу.
— То-то и худо, что мы добры (то есть я про себя одного говорю),
когда нам хорошо; а
когда худо,
так и не подступайся близко!
Сколько ни сиял передо мною Фома, а, поверишь ли? я, может быть, до самого сегодня не совсем в него верил, хотя и сам уверял тебя в его совершенстве; даже вчера не уверовал,
когда он отказался от
такого подарка!
Неточные совпадения
Уж
когда торжество,
так торжество!
Городничий. Нет, черт возьми,
когда уж читать,
так читать! Читайте всё!
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь:
когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные
такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься,
когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность
такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла
такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю,
когда ты будешь благоразумнее,
когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице;
когда ты будешь знать, что
такое хорошие правила и солидность в поступках.
Купцы. Ей-богу!
такого никто не запомнит городничего.
Так все и припрятываешь в лавке,
когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив
такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.