Неточные совпадения
Дали знать полковнику, хотя генеральша и объявила, что не хочет видеть его, что скорее умрет, чем пустит его к себе
на глаза в такую минуту.
Похороны были великолепные — разумеется,
на счет непочтительного сына, которого не хотели пускать
на глаза.
Полковник заморил всех своих лошадей, делая почти каждодневно по сороку верст из Степанчикова в город, и только через две недели после похорон генерала получил позволение явиться
на глаза оскорбленной родительницы.
Она не надышала
на него, слышала его ушами, смотрела его
глазами.
Кто знает, может быть, это безобразно вырастающее самолюбие есть только ложное, первоначально извращенное чувство собственного достоинства, оскорбленного в первый раз еще, может, в детстве гнетом, бедностью, грязью, оплеванного, может быть, еще в лице родителей будущего скитальца,
на его же
глазах?
— Да сиди ты, идол, благо попал! — сурово отвечал Архип. — Глаза-то еще с третьёва дня успел переменить; с улицы сегодня
на заре притащили; моли Бога — спрятали, Матвею Ильичу сказали: заболел, «запасные, дескать, колотья у нас проявились».
Барина послушались. Гвоздь, которым забили каретную дверцу более для того, чтобы позабавиться над Васильевым, когда тот проспится, был вынут, и Васильев показался
на свет божий испачканный, неряшливый и оборванный. Он замигал от солнца, чихнул и покачнулся; потом, сделав рукой над
глазами щиток, осмотрелся кругом.
— Сокол ты мой! да я не могу
на глаза показаться, не смею. Я уж и его стал бояться. Вот здесь и сижу, горе мычу, да за клумбы сигаю, когда он приходить изволит.
— Эх, брат, есть же
на свете люди, что всю подноготную знают! — говорил он мне однажды с сверкающими от восторга
глазами.
— Науками, братец, науками, вообще науками! Я вот только не могу сказать, какими именно, а только знаю, что науками. Как про железные дороги говорит! И знаешь, — прибавил дядя полушепотом, многозначительно прищуривая правый
глаз, — немного эдак, вольных идей! Я заметил, особенно когда про семейное счастье заговорил… Вот жаль, что я сам мало понял (времени не было), а то бы рассказал тебе все как по нитке. И, вдобавок, благороднейших свойств человек! Я его пригласил к себе погостить. С часу
на час ожидаю.
Между тем мужики глядели
на меня, раскрыв рты и выпуча
глаза, как
на чудо.
Две-три пожилые приживалки, совершенно без речей, сидели рядком у окна и почтительно ожидали чаю, вытаращив
глаза на матушку-генеральшу.
— Да, сердце! сердце! — раздался внезапно звонкий голос Татьяны Ивановны, которая все время не сводила с меня своих
глаз и отчего-то не могла спокойно усидеть
на месте: вероятно, слово «сердце», сказанное шепотом, долетело до ее слуха.
Я смотрел
на дядю во все
глаза. Фамилия Ежевикин совершенно вылетела у меня из головы. Я геройствовал, всю дорогу мечтал о своей предполагаемой суженой, строил для нее великодушные планы и совершенно позабыл ее фамилию или, лучше сказать, не обратил
на это никакого внимания с самого начала.
Я думаю, если б бомба упала среди комнаты, то это не так бы изумило и испугало всех, как это открытое восстание — и кого же? — девочки, которой даже и говорить не позволялось громко в бабушкином присутствии. Генеральша, немая от изумления и от бешенства, привстала, выпрямилась и смотрела
на дерзкую внучку свою, не веря
глазам. Дядя обмер от ужаса.
Он постоянно становится за стулом генеральши и ужасно любит сахар. Когда ему дадут сахарцу, он тут же сгрызает его своими крепкими, белыми, как молоко, зубами, и неописанное удовольствие сверкает в его веселых голубых
глазах и
на всем его хорошеньком личике.
Она не нагляделась
на свое нéщечко, впилась в него
глазами.
— Это еще что? — вскрикнул он наконец, накидываясь
на меня в исступлении и впиваясь в меня своими маленькими, налитыми кровью
глазами. — Да ты кто такой?
С четверть часа бродил я по саду, раздраженный и крайне недовольный собой, обдумывая: что мне теперь делать? Солнце садилось. Вдруг,
на повороте в одну темную аллею, я встретился лицом к лицу с Настенькой. В
глазах ее были слезы, в руках платок, которым она утирала их.
Она взглянула
на меня сверкавшими
глазами.
Он, может, и очень смешон
на чьи-нибудь
глаза, но он благородный, благороднейший человек!
«
На, дескать, возлюбленный брат мой, я обязан тебе: ты даже спасал мне жизнь:
на тебе несколько иудиных сребреников, но только убирайся от меня с
глаза долой!» Как наивно! как грубо вы поступили со мною!
— Не успел я двух слов сказать, знаешь, сердце у меня заколотилось, из
глаз слезы выступили; стал я ее уговаривать, чтоб за тебя вышла; а она мне: «Верно, вы меня не любите, верно, вы ничего не видите», — и вдруг как бросится мне
на шею, обвила меня руками, заплакала, зарыдала! «Я, говорит, одного вас люблю и
на за кого не выйду. Я вас уже давно люблю, только и за вас не выйду, а завтра же уеду и в монастырь пойду».
— Понимаете ли вы, дядюшка, что обесчестите девушку, если разнесется эта история? Понимаете ли вы, что вам надо предупредить беду как можно скорее; что вам надо смело и гордо посмотреть всем в
глаза, гласно сделать предложение, плюнуть
на их резоны и стереть Фому в порошок, если он заикнется против нее?
— Он еще и смотрит! — вскричал толстяк. — Да ты что
на меня уставился? Вставай, батюшка, вставай! полчаса бужу; продирай глаза-то!
Усевшись напротив Татьяны Ивановны, он стал точно сам не свой; он не мог смотреть равнодушно; ворочался
на своем месте, краснел как рак и страшно вращал
глазами; особенно когда дядя начинал утешать Татьяну Ивановну, толстяк решительно выходил из себя и ворчал, как бульдог, которого дразнят.
— Ты, Фома, меня не задирай, в покое оставь! — сказал он, гневно смотря
на Фому своими маленькими, налитыми кровью
глазами. — Мне что твоя литература? Дай только бог мне здоровья, — пробормотал он себе под нос, — а там хоть бы всех… и с сочинителями-то… волтерьянцы, только и есть!
— Я сбираюсь покинуть ваш дом, полковник, — проговорил Фома самым спокойным голосом. — Я решился идти куда
глаза глядят и потому нанял
на свои деньги простую, мужичью телегу.
На ней теперь лежит мой узелок; он не велик: несколько любимых книг, две перемены белья — и только! Я беден, Егор Ильич, но ни за что
на свете не возьму теперь вашего золота, от которого я еще и вчера отказался!..
Но дядя не в состоянии был отвечать: он смотрел
на Фому испуганный и уничтоженный, раскрыв рот, с выкатившимися
глазами.
Генеральша плакала, но теперь уж слезами радости: союз, благословленный Фомою, тотчас же сделался в
глазах ее и приличным и священным, — а главное, она чувствовала, что Фома Фомич отличился и что теперь уж останется с нею
на веки веков.
Но еще и пяти минут не прошло после всеобщего счастья, как вдруг между нами явилась Татьяна Ивановна. Каким образом, каким чутьем могла она так скоро, сидя у себя наверху, узнать про любовь и про свадьбу? Она впорхнула с сияющим лицом, со слезами радости
на глазах, в обольстительно изящном туалете (наверху она-таки успела переодеться) и прямо, с громкими криками, бросилась обнимать Настеньку.
Смотри
на меня: я хочу посмотреть тебе в
глаза; я хочу видеть, лгут ли эти
глаза или нет?
И дядя махнул рукой, вполне сознавая невозможность прибавить что-нибудь еще, что б сильнее могло выразить его мысль. Он только глядел
на Фому благодарными, полными слез
глазами.
Это был невысокий, но плотный господин лет сорока, с темными волосами и с проседью, выстриженный под гребенку, с багровым, круглым лицом, с маленькими, налитыми кровью
глазами, в высоком волосяном галстухе, застегнутом сзади пряжкой, во фраке необыкновенно истасканном, в пуху и в сене, и сильно лопнувшем под мышкой, в pantalon impossible [Здесь: немыслимые брюки (франц.).] и при фуражке, засаленной до невероятности, которую он держал
на отлете.
Не смеялась одна только Настенька. Полными любовью
глазами смотрела она
на жениха своего и как будто хотела вымолвить...