Неточные совпадения
И что это она пишет
мне: «
Люби Дуню, Родя, а она
тебя больше себя самой
любит»; уж не угрызения ли совести ее самое втайне мучат, за то, что дочерью сыну согласилась пожертвовать.
Я, брат, теперь всю твою подноготную разузнал, недаром
ты с Пашенькой откровенничал, когда еще на родственной ноге состоял, а теперь
любя говорю…
— Да прозябал всю жизнь уездным почтмейстером… пенсионишко получает, шестьдесят пять лет, не стоит и говорить…
Я его, впрочем,
люблю. Порфирий Петрович придет: здешний пристав следственных дел… правовед. Да, ведь
ты знаешь…
— Уверяю, заботы немного, только говори бурду, какую хочешь, только подле сядь и говори. К тому же
ты доктор, начни лечить от чего-нибудь. Клянусь, не раскаешься. У ней клавикорды стоят;
я ведь,
ты знаешь, бренчу маленько; у
меня там одна песенка есть, русская, настоящая: «Зальюсь слезьми горючими…» Она настоящие
любит, — ну, с песенки и началось; а ведь
ты на фортепианах-то виртуоз, мэтр, Рубинштейн… Уверяю, не раскаешься!
И если
я когда-нибудь, — предположив нелепость, — буду в законном браке, то
я даже рад буду вашим растреклятым рогам;
я тогда скажу жене моей: «Друг мой, до сих пор
я только
любил тебя, теперь же
я тебя уважаю, потому что
ты сумела протестовать!» Вы смеетесь?
— И зачем, зачем
я ей сказал, зачем
я ей открыл! — в отчаянии воскликнул он через минуту, с бесконечным мучением смотря на нее, — вот
ты ждешь от
меня объяснений, Соня, сидишь и ждешь,
я это вижу; а что
я скажу
тебе? Ничего ведь
ты не поймешь в этом, а только исстрадаешься вся… из-за
меня! Ну вот,
ты плачешь и опять
меня обнимаешь, — ну за что
ты меня обнимаешь? За то, что
я сам не вынес и на другого пришел свалить: «страдай и
ты,
мне легче будет!» И можешь
ты любить такого подлеца?
—
Я сказал ей, что
ты очень хороший, честный и трудолюбивый человек. Что
ты ее
любишь,
я ей не говорил, потому она это сама знает.
— Ну, вот еще! Куда бы
я ни отправился, что бы со
мной ни случилось, —
ты бы остался у них провидением.
Я, так сказать, передаю их
тебе, Разумихин. Говорю это, потому что совершенно знаю, как
ты ее
любишь и убежден в чистоте твоего сердца. Знаю тоже, что и она
тебя может
любить, и даже, может быть, уж и
любит. Теперь сам решай, как знаешь лучше, — надо иль не надо
тебе запивать.
Конечно,
я твердо уверена, что Дуня слишком умна и, кроме того, и
меня и
тебя любит… но уж не знаю, к чему все это приведет.
Ведь
я все-таки буду знать, что
ты меня любишь, с
меня и того довольно.
— Так
я и думала! Да ведь и
я с
тобой поехать могу, если
тебе надо будет. И Дуня; она
тебя любит, она очень
любит тебя, и Софья Семеновна, пожалуй, пусть с нами едет, если надо; видишь,
я охотно ее вместо дочери даже возьму. Нам Дмитрий Прокофьич поможет вместе собраться… но… куда же
ты… едешь?
— Да я не хочу знать! — почти вскрикнула она. — Не хочу. Раскаиваюсь я в том, что сделала? Нет, нет и нет. И если б опять то же, сначала, то было бы то же. Для нас, для меня и для вас, важно только одно: любим ли мы друг друга. А других нет соображений. Для чего мы живем здесь врозь и не видимся? Почему я не могу ехать?
Я тебя люблю, и мне всё равно, — сказала она по-русски, с особенным, непонятным ему блеском глаз взглянув на него, — если ты не изменился. Отчего ты не смотришь на меня?
«Это значит, — отвечала она, сажая меня на скамью и обвив мой стан руками, — это значит, что
я тебя люблю…» И щека ее прижалась к моей, и я почувствовал на лице моем ее пламенное дыхание.
Она, приговаривая что-то про себя, разгладила его спутанные седые волосы, поцеловала в усы, и, заткнув мохнатые отцовские уши своими маленькими тоненькими пальцами, сказала: «Ну вот, теперь ты не слышишь, что
я тебя люблю».
Катерина (подходит к мужу и прижимается к нему). Тиша, голубчик, кабы ты остался, либо взял ты меня с собой, как бы
я тебя любила, как бы я тебя голубила, моего милого! (Ласкает его.)
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Цветное!.. Право, говоришь — лишь бы только наперекор. Оно
тебе будет гораздо лучше, потому что
я хочу надеть палевое;
я очень
люблю палевое.
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже
любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они
мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у
меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка
ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Я не
люблю церемонии. Напротив,
я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз
меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который
мне очень знаком, говорит
мне: «Ну, братец, мы
тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Так как
я знаю, что за
тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что
ты человек умный и не
любишь пропускать того, что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую
тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито…
Не так ли, благодетели?» // — Так! — отвечали странники, // А про себя подумали: // «Колом сбивал их, что ли,
ты // Молиться в барский дом?..» // «Зато, скажу не хвастая, //
Любил меня мужик!