Неточные совпадения
Но нет, изъяснить сильнее и изобразительнее: не можете ли вы, а осмелитесь ли вы, взирая в сей час на
меня,
сказать утвердительно, что
я не свинья?
Беру тебя еще раз на личную свою ответственность, — так и
сказали, — помни, дескать, ступай!» Облобызал
я прах ног его, мысленно, ибо взаправду не дозволили бы, бывши сановником и человеком новых государственных и образованных мыслей; воротился домой, и как объявил, что на службу опять зачислен и жалование получаю, господи, что тогда было…
«
Я, конечно, говорит, Семен Захарыч, помня ваши заслуги, и хотя вы и придерживались этой легкомысленной слабости, но как уж вы теперь обещаетесь, и что сверх того без вас у нас худо пошло (слышите, слышите!), то и надеюсь, говорит, теперь на ваше благородное слово», то есть все это,
я вам
скажу, взяла да и выдумала, и не то чтоб из легкомыслия, для одной похвальбы-с!
Ничего не
сказала, только молча на
меня посмотрела…
— Пойдемте, сударь, —
сказал вдруг Мармеладов, поднимая голову и обращаясь к Раскольникову, — доведите
меня… Дом Козеля, на дворе. Пора… к Катерине Ивановне…
— Вот, Настасья, возьми, пожалуйста, —
сказал он, пошарив в кармане (он так и спал одетый) и вытащив горсточку меди, — сходи и купи
мне сайку. Да возьми в колбасной хоть колбасы немного, подешевле.
— Слава богу, это только сон! —
сказал он, садясь под деревом и глубоко переводя дыхание. — Но что это? Уж не горячка ли во
мне начинается: такой безобразный сон!
— Да что же это
я! — продолжал он, восклоняясь опять и как бы в глубоком изумлении, — ведь
я знал же, что
я этого не вынесу, так чего ж
я до сих пор себя мучил? Ведь еще вчера, вчера, когда
я пошел делать эту… пробу, ведь
я вчера же понял совершенно, что не вытерплю… Чего ж
я теперь-то? Чего ж
я еще до сих пор сомневался? Ведь вчера же, сходя с лестницы,
я сам
сказал, что это подло, гадко, низко, низко… ведь
меня от одной мысли наяву стошнило и в ужас бросило…
— Из странности. Нет, вот что
я тебе
скажу.
Я бы эту проклятую старуху убил и ограбил, и уверяю тебя, что без всякого зазору совести, — с жаром прибавил студент.
— Вот ты теперь говоришь и ораторствуешь, а
скажи ты
мне: убьешь ты сам старуху или нет?
«Если спросят,
я, может быть, и
скажу», — подумал он, подходя к конторе.
— Бедность не порок, дружище, ну да уж что! Известно, порох, не мог обиды перенести. Вы чем-нибудь, верно, против него обиделись и сами не удержались, — продолжал Никодим Фомич, любезно обращаясь к Раскольникову, — но это вы напрасно: на-и-бла-га-а-ар-р-род-нейший,
я вам
скажу, человек, но порох, порох! Вспылил, вскипел, сгорел — и нет! И все прошло! И в результате одно только золото сердца! Его и в полку прозвали: «поручик-порох»…
Я бедный и больной студент, удрученный (он так и
сказал: «удрученный») бедностью.
Это была девушка… впрочем, она
мне даже нравилась… хотя
я и не был влюблен… одним словом, молодость, то есть
я хочу
сказать, что хозяйка
мне делала тогда много кредиту и
я вел отчасти такую жизнь…
я очень был легкомыслен…
— Но позвольте, позвольте же
мне, отчасти, все рассказать… как было дело и… в свою очередь… хотя это и лишнее, согласен с вами, рассказывать, — но год назад эта девица умерла от тифа,
я же остался жильцом, как был, и хозяйка, как переехала на теперешнюю квартиру,
сказала мне… и
сказала дружески… что она совершенно во
мне уверена и все… но что не захочу ли
я дать ей это заемное письмо, в сто пятнадцать рублей, всего что она считала за
мной долгу.
Позвольте-с: она именно
сказала, что, как только
я дам эту бумагу, она опять будет
меня кредитовать сколько угодно и что никогда, никогда, в свою очередь, — это ее собственные слова были, — она не воспользуется этой бумагой, покамест
я сам заплачу…
Он остановился вдруг, когда вышел на набережную Малой Невы, на Васильевском острове, подле моста. «Вот тут он живет, в этом доме, — подумал он. — Что это, да никак
я к Разумихину сам пришел! Опять та же история, как тогда… А очень, однако же, любопытно: сам
я пришел или просто шел, да сюда зашел? Все равно;
сказал я… третьего дня… что к нему после того на другой день пойду, ну что ж, и пойду! Будто уж
я и не могу теперь зайти…»
— Не надо, —
сказал он, —
я пришел… вот что: у
меня уроков никаких…
я хотел было… впрочем,
мне совсем не надо уроков…
Когда ты таким мошенническим образом удрал от
меня и квартиры не
сказал,
меня вдруг такое зло взяло, что
я положил тебя разыскать и казнить.
А Пашеньке
я и сам сейчас, что надо,
скажу.
«Господи!
скажи ты
мне только одно: знают они обо всем или еще не знают?
— Гм! —
сказал тот, — забыл!
Мне еще давеча мерещилось, что ты все еще не в своем… Теперь со сна-то поправился… Право, совсем лучше смотришь. Молодец! Ну да к делу! Вот сейчас припомнишь. Смотри-ка сюда, милый человек.
—
Скажи мне, пожалуйста, что может быть общего у тебя или вот у него, — Зосимов кивнул на Раскольникова, — с каким-нибудь там Заметовым?
— В самом серьезном, так
сказать, в самой сущности дела, — подхватил Петр Петрович, как бы обрадовавшись вопросу. —
Я, видите ли, уже десять лет не посещал Петербурга. Все эти наши новости, реформы, идеи — все это и до нас прикоснулось в провинции; но чтобы видеть яснее и видеть все, надобно быть в Петербурге. Ну-с, а моя мысль именно такова, что всего больше заметишь и узнаешь, наблюдая молодые поколения наши. И признаюсь: порадовался…
— Вопрос ваш обширен. Могу ошибаться, но, кажется
мне, нахожу более ясный взгляд, более, так
сказать, критики; более деловитости…
— Не могу
сказать; но
меня интересует при этом другое обстоятельство, так
сказать, целый вопрос.
Не говорю уже о том, что преступления в низшем классе, в последние лет пять, увеличились; не говорю о повсеместных и беспрерывных грабежах и пожарах; страннее всего то для
меня, что преступления и в высших классах таким же образом увеличиваются, и, так
сказать, параллельно.
Извините
меня, но
я должен вам высказать, что слухи, до вас дошедшие, или, лучше
сказать, до вас доведенные, не имеют и тени здравого основания, и
я… подозреваю, кто… одним словом… эта стрела… одним словом, ваша мамаша…
— Ты
мне это расскажи подробнее вечером, а
я тебе кое-что потом
скажу. Интересует он
меня, очень! Через полчаса зайду наведаться… Воспаления, впрочем, не будет…
— Так
сказать, про что
я читал, что разыскивал? Ишь ведь сколько нумеров велел натащить! Подозрительно, а?
— Нынче много этих мошенничеств развелось, —
сказал Заметов. — Вот недавно еще
я читал в «Московских ведомостях», что в Москве целую шайку фальшивых монетчиков изловили. Целое общество было. Подделывали билеты.
— Фу, какие вы страшные вещи говорите! —
сказал, смеясь, Заметов. — Только все это один разговор, а на деле, наверно, споткнулись бы. Тут,
я вам
скажу, по-моему, не только нам с вами, даже натертому, отчаянному человеку за себя поручиться нельзя. Да чего ходить — вот пример: в нашей-то части старуху-то убили. Ведь уж, кажется, отчаянная башка, среди бела дня на все риски рискнул, одним чудом спасся, — а руки-то все-таки дрогнули: обокрасть не сумел, не выдержал; по делу видно…
«Что ж, это исход! — думал он, тихо и вяло идя по набережной канавы. — Все-таки кончу, потому что хочу… Исход ли, однако? А все равно! Аршин пространства будет, — хе! Какой, однако же, конец! Неужели конец?
Скажу я им иль не
скажу? Э… черт! Да и устал
я: где-нибудь лечь или сесть бы поскорей! Всего стыднее, что очень уж глупо. Да наплевать и на это. Фу, какие глупости в голову приходят…»
Тогда еще из Петербурга только что приехал камер-юнкер князь Щегольской… протанцевал со
мной мазурку и на другой же день хотел приехать с предложением; но
я сама отблагодарила в лестных выражениях и
сказала, что сердце мое принадлежит давно другому.
—
Я послал за доктором, — твердил он Катерине Ивановне, — не беспокойтесь,
я заплачу. Нет ли воды?.. и дайте салфетку, полотенце, что-нибудь, поскорее; неизвестно еще, как он ранен… Он ранен, а не убит, будьте уверены… Что
скажет доктор!
—
Я вам
сказал раз-на-прежде, что вы никогда не смель говориль
мне Амаль Людвиговна;
я Амаль-Иван!
—
Меня и мамаша тоже прислала. Когда сестрица Соня стала посылать, мамаша тоже подошла и
сказала: «Поскорей беги, Поленька!»
— Слушай, — поспешил Раскольников, —
я пришел только
сказать, что ты заклад выиграл и что действительно никто не знает, что с ним может случиться. Войти же
я не могу:
я так слаб, что сейчас упаду. И потому здравствуй и прощай! А завтра ко
мне приходи…
—
Я, брат, тебе все прямо
скажу, потому что они дураки.
—
Я в обморок оттого тогда упал, что было душно и краской масляною пахло, —
сказал Раскольников.
— Слушай, Разумихин, — заговорил Раскольников, —
я тебе хочу
сказать прямо:
я сейчас у мертвого был, один чиновник умер…
я там все мои деньги отдал… и, кроме того,
меня целовало сейчас одно существо, которое, если б
я и убил кого-нибудь, тоже бы… одним словом,
я там видел еще другое одно существо…. с огненным пером… а впрочем,
я завираюсь;
я очень слаб, поддержи
меня… сейчас ведь и лестница…
— Да… был так добр… Дуня,
я давеча Лужину
сказал, что его с лестницы спущу, и прогнал его к черту…
Ну так
я вам
скажу, что ваш жених подлец после этого!
Потому
я искренно говорю, а не оттого, что… гм! это было бы подло; одним словом, не оттого, что
я в вас… гм! ну, так и быть, не надо, не
скажу отчего, не смею!..
— Ах, эта болезнь! Что-то будет, что-то будет! И как он говорил с тобою, Дуня! —
сказала мать, робко заглядывая в глаза дочери, чтобы прочитать всю ее мысль и уже вполовину утешенная тем, что Дуня же и защищает Родю, а стало быть, простила его. —
Я уверена, что он завтра одумается, — прибавила она, выпытывая до конца.
— Слушай, —
сказал он Зосимову, — ты малый славный, но ты, кроме всех твоих скверных качеств, еще и потаскун, это
я знаю, да еще из грязных.
—
Скажите,
скажите мне, как вы думаете… ах, извините,
я еще до сих пор не знаю вашего имени? — торопилась Пульхерия Александровна.
— Так вот, Дмитрий Прокофьич,
я бы очень, очень хотела узнать… как вообще… он глядит теперь на предметы, то есть, поймите
меня, как бы это вам
сказать, то есть лучше
сказать: что он любит и что не любит? Всегда ли он такой раздражительный? Какие у него желания и, так
сказать, мечты, если можно? Что именно теперь имеет на него особенное влияние? Одним словом,
я бы желала…
— Вы много
сказали любопытного о характере брата и…
сказали беспристрастно. Это хорошо;
я думала, вы перед ним благоговеете, — заметила Авдотья Романовна с улыбкой. — Кажется, и то верно, что возле него должна находиться женщина, — прибавила она в раздумье.