Неточные совпадения
Когда же опять, вздрагивая, поднимал
голову и оглядывался кругом, то тотчас же забывал, о чем сейчас думал и даже где
проходил.
Но не
прошло и минуты, как пиво стукнуло ему в
голову, а по спине пошел легкий и даже приятный озноб.
Но Лужин уже выходил сам, не докончив речи, пролезая снова между столом и стулом; Разумихин на этот раз встал, чтобы пропустить его. Не глядя ни на кого и даже не кивнув
головой Зосимову, который давно уже кивал ему, чтоб он оставил в покое больного, Лужин вышел, приподняв из осторожности рядом с плечом свою шляпу, когда, принагнувшись,
проходил в дверь. И даже в изгибе спины его как бы выражалось при этом случае, что он уносит с собой ужасное оскорбление.
В контору надо было идти все прямо и при втором повороте взять влево: она была тут в двух шагах. Но, дойдя до первого поворота, он остановился, подумал, поворотил в переулок и пошел обходом, через две улицы, — может быть, безо всякой цели, а может быть, чтобы хоть минуту еще протянуть и выиграть время. Он шел и смотрел в землю. Вдруг как будто кто шепнул ему что-то на ухо. Он поднял
голову и увидал, что стоит у тогодома, у самых ворот. С того вечера он здесь не был и мимо не
проходил.
Ее тоже отделывали заново; в ней были работники; это его как будто поразило. Ему представлялось почему-то, что он все встретит точно так же, как оставил тогда, даже, может быть, трупы на тех же местах на полу. А теперь:
голые стены, никакой мебели; странно как-то! Он
прошел к окну и сел на подоконник.
Если же я так поносил его вчера, то это потому, что вчера я был грязно пьян и еще… безумен; да, безумен, без
головы,
сошел с ума, совершенно… и сегодня стыжусь того!..
Оба осторожно вышли и притворили дверь.
Прошло еще с полчаса. Раскольников открыл глаза и вскинулся опять навзничь, заломив руки за
голову…
Раскольников встал и начал
ходить по комнате.
Прошло с минуту. Соня стояла, опустив руки и
голову, в страшной тоске.
И вдруг странное, неожиданное ощущение какой-то едкой ненависти к Соне
прошло по его сердцу. Как бы удивясь и испугавшись сам этого ощущения, он вдруг поднял
голову и пристально поглядел на нее; но он встретил на себе беспокойный и до муки заботливый взгляд ее; тут была любовь; ненависть его исчезла, как призрак. Это было не то; он принял одно чувство за другое. Это только значило, что та минута пришла.
Он не помнил, сколько он просидел у себя, с толпившимися в
голове его неопределенными мыслями. Вдруг дверь отворилась, и вошла Авдотья Романовна. Она сперва остановилась и посмотрела на него с порога, как давеча он на Соню; потом уже
прошла и села против него на стул, на вчерашнем своем месте. Он молча и как-то без мысли посмотрел на нее.
— Да вот хоть бы индейцы: ведь это канальи всё, не христиане, сволочь,
ходят голые, и пьяницы горькие, а страна, говорят, богатейшая, ананасы, как огурцы, растут… Чего им еще надо?
Но не все имеют право носить по две сабли за поясом: эта честь предоставлена только высшему классу и офицерам; солдаты носят по одной, а простой класс вовсе не носит; да он же
ходит голый, так ему не за что было бы и прицепить ее, разве зимой.
— Я думаю, — продолжал хохол, — каждый из нас
ходил голыми ногами по битому стеклу, каждый в свой темный час дышал вот так, как ты…
Неточные совпадения
Ходи улицей потише, // Носи
голову пониже, // Коли весело — не смейся, // Не поплачь с тоски!.. //………………………………….
Читая эти письма, Грустилов приходил в необычайное волнение. С одной стороны, природная склонность к апатии, с другой, страх чертей — все это производило в его
голове какой-то неслыханный сумбур, среди которого он путался в самых противоречивых предположениях и мероприятиях. Одно казалось ясным: что он тогда только будет благополучен, когда глуповцы поголовно станут
ходить ко всенощной и когда инспектором-наблюдателем всех глуповских училищ будет назначен Парамоша.
И Дунька и Матренка бесчинствовали несказанно. Выходили на улицу и кулаками сшибали проходящим
головы,
ходили в одиночку на кабаки и разбивали их, ловили молодых парней и прятали их в подполья, ели младенцев, а у женщин вырезали груди и тоже ели. Распустивши волоса по ветру, в одном утреннем неглиже, они бегали по городским улицам, словно исступленные, плевались, кусались и произносили неподобные слова.
С тех пор
прошло уже довольно времени, в продолжение коего я ежедневно рассматривал градоначальникову
голову и вычищал из нее сор, в каковом занятии пребывал и в то утро, когда ваше высокоблагородие, по оплошности моей, законфисковали принадлежащий мне инструмент.
Но все ухищрения оказались уже тщетными.
Прошло после того и еще два дня; пришла наконец и давно ожидаемая петербургская почта, но никакой
головы не привезла.