Она ужасно рада была, что, наконец, ушла; пошла потупясь, торопясь, чтобы поскорей как-нибудь
уйти у них из виду, чтобы пройти как-нибудь поскорей эти двадцать шагов до поворота направо в улицу и остаться, наконец, одной, и там, идя, спеша, ни на кого не глядя, ничего не замечая, думать, вспоминать, соображать каждое сказанное слово, каждое обстоятельство.
Неточные совпадения
— Так нет их-то? Странно. Глупо, впрочем, ужасно. Куда бы старухе
уйти?
У меня дело.
Господи!» Да, вот
уходит и хозяйка, все еще со стоном и плачем… вот и дверь
у ней захлопнулась…
— А говорить будем завтра; ложитесь, сейчас, непременно! — скрепил Разумихин,
уходя с Зосимовым. — Завтра, как можно раньше, я
у вас с рапортом.
— Матери
у меня нет, ну, а дядя каждый год сюда приезжает и почти каждый раз меня не узнает, даже снаружи, а человек умный; ну, а в три года вашей разлуки много воды
ушло.
— Совсем тебе не надо, оставайся! Зосимов
ушел, так и тебе надо. Не ходи… А который час? Есть двенадцать? Какие
у тебя миленькие часы, Дуня! Да что вы опять замолчали? Все только я да я говорю…
— Да вот Петр Петрович-то пишет, чтобы тебя не было
у нас вечером и что он
уйдет… коли ты придешь. Так как же ты… будешь?
— Это мы хорошо сделали, что теперь
ушли, — заторопилась, перебивая, Пульхерия Александровна, — он куда-то по делу спешил; пусть пройдется, воздухом хоть подышит… ужас
у него душно… а где тут воздухом-то дышать? Здесь и на улицах, как в комнатах без форточек. Господи, что за город!.. Постой, посторонись, задавят, несут что-то! Ведь это фортепиано пронесли, право… как толкаются… Этой девицы я тоже очень боюсь…
— Да-с, о пенсионе… Потому, она легковерная и добрая, и от доброты всему верит, и… и… и…
у ней такой ум… Да-с… извините-с, — сказала Соня и опять встала
уходить.
Во все время этой сцены Андрей Семенович то стоял
у окна, то ходил по комнате, не желая прерывать разговорa; когда же Соня
ушла, он вдруг подошел к Петру Петровичу и торжественно протянул ему руку.
В эту минуту прибыли вы (по моему зову) — и все время
у меня пребывали потом в чрезвычайном смущении, так что даже три раза, среди разговора, вставали и спешили почему-то
уйти, хотя разговор наш еще не был окончен.
Я сама на себе чувствую, что если б
у меня было такое великое горе, то я бы тоже
ушла от всех.
— Говорил? Забыл. Но тогда я не мог говорить утвердительно, потому даже невесты еще не видал; я только намеревался. Ну, а теперь
у меня уж есть невеста, и дело сделано, и если бы только не дела, неотлагательные, то я бы непременно вас взял и сейчас к ним повез, — потому я вашего совета хочу спросить. Эх, черт! Всего десять минут остается. Видите, смотрите на часы; а впрочем, я вам расскажу, потому это интересная вещица, моя женитьба-то, в своем то есть роде, — куда вы? Опять
уходить?
Он перекрестился несколько раз. Соня схватила свой платок и накинула его на голову. Это был зеленый драдедамовый платок, вероятно тот самый, про который упоминал тогда Мармеладов, «фамильный».
У Раскольникова мелькнула об этом мысль, но он не спросил. Действительно, он уже сам стал чувствовать, что ужасно рассеян и как-то безобразно встревожен. Он испугался этого. Его вдруг поразило и то, что Соня хочет
уйти вместе с ним.
Они знали, на какое употребление
уходят у него деньги, но на это они смотрели снисходительно, помня нестрогие нравы повес своего времени и находя это в мужчине естественным. Только они, как нравственные женщины, затыкали уши, когда он захочет похвастаться перед ними своими шалостями или когда кто другой вздумает довести до их сведения о каком-нибудь его сумасбродстве.
— Между прочим, вероятно, буду торговать и мукой, — с улыбкой отвечал Привалов, чувствуя, что пол точно
уходит у него из-под ног. — Мне хотелось бы объяснить вам, почему я именно думаю заняться этим, а не чем-нибудь другим.
Неточные совпадения
«А что
у вас в селении // Ни старого ни малого, // Как вымер весь народ?» // —
Ушли в село Кузьминское, // Сегодня там и ярмонка // И праздник храмовой. — // «А далеко Кузьминское?»
— Филипп на Благовещенье //
Ушел, а на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный был Демушка! // Краса взята
у солнышка, //
У снегу белизна, //
У маку губы алые, // Бровь черная
у соболя, //
У соболя сибирского, //
У сокола глаза! // Весь гнев с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… // Не стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.
Случилось дело дивное: // Пастух
ушел; Федотушка // При стаде был один. // «Сижу я, — так рассказывал // Сынок мой, — на пригорочке, // Откуда ни возьмись — // Волчица преогромная // И хвать овечку Марьину! // Пустился я за ней, // Кричу, кнутищем хлопаю, // Свищу, Валетку уськаю… // Я бегать молодец, // Да где бы окаянную // Нагнать, кабы не щенная: //
У ней сосцы волочились, // Кровавым следом, матушка. // За нею я гнался!
— Много
у нас всякого шуму было! — рассказывали старожилы, — и через солдат секли, и запросто секли… Многие даже в Сибирь через это самое дело
ушли!
Что происходит в тех слоях пучины, которые следуют непосредственно за верхним слоем и далее, до самого дна? пребывают ли они спокойными, или и на них производит свое давление тревога, обнаружившаяся в верхнем слое? — с полною достоверностью определить это невозможно, так как вообще
у нас еще нет привычки приглядываться к тому, что
уходит далеко вглубь.