Неточные совпадения
И так-то вот всегда у этих шиллеровских прекрасных душ бывает:
до последнего момента рядят человека в павлиные перья,
до последнего момента на добро, а не на худо надеются; и хоть предчувствуют оборот медали, но
ни за
что себе заранее настоящего слова не выговорят; коробит их от одного помышления; обеими руками от правды отмахиваются,
до тех самых пор, пока разукрашенный человек им собственноручно нос не налепит.
До его квартиры оставалось только несколько шагов. Он вошел к себе, как приговоренный к смерти.
Ни о
чем не рассуждал и совершенно не мог рассуждать; но всем существом своим вдруг почувствовал,
что нет у него более
ни свободы рассудка,
ни воли и
что все вдруг решено окончательно.
Старуха взглянула было на заклад, но тотчас же уставилась глазами прямо в глаза незваному гостю. Она смотрела внимательно, злобно и недоверчиво. Прошло с минуту; ему показалось даже в ее глазах что-то вроде насмешки, как будто она уже обо всем догадалась. Он чувствовал,
что теряется,
что ему почти страшно,
до того страшно,
что, кажется, смотри она так, не говори
ни слова еще с полминуты, то он бы убежал от нее.
Раскольникову показалось,
что письмоводитель стал с ним небрежнее и презрительнее после его исповеди, — но странное дело, — ему вдруг стало самому решительно все равно
до чьего бы то
ни было мнения, и перемена эта произошла как-то в один миг, в одну минуту.
Не то чтоб он понимал, но он ясно ощущал, всею силою ощущения,
что не только с чувствительными экспансивностями, как давеча, но даже с
чем бы то
ни было ему уже нельзя более обращаться к этим людям в квартальной конторе, и будь это всё его родные братья и сестры, а не квартальные поручики, то и тогда ему совершенно незачем было бы обращаться к ним и даже
ни в каком случае жизни; он никогда еще
до сей минуты не испытывал подобного странного и ужасного ощущения.
Он шел скоро и твердо, и хоть чувствовал,
что весь изломан, но сознание было при нем. Боялся он погони, боялся,
что через полчаса, через четверть часа уже выйдет, пожалуй, инструкция следить за ним; стало быть, во
что бы
ни стало надо было
до времени схоронить концы. Надо было управиться, пока еще оставалось хоть сколько-нибудь сил и хоть какое-нибудь рассуждение… Куда же идти?
Если мне, например,
до сих пор говорили: «возлюби» и я возлюблял, то
что из того выходило? — продолжал Петр Петрович, может быть с излишнею поспешностью, — выходило то,
что я рвал кафтан пополам, делился с ближним, и оба мы оставались наполовину голы, по русской пословице: «Пойдешь за несколькими зайцами разом, и
ни одного не достигнешь».
Я же хотел только узнать теперь, кто вы такой, потому
что, видите ли, к общему-то делу в последнее время прицепилось столько разных промышленников и
до того исказили они все, к
чему ни прикоснулись, в свой интерес,
что решительно все дело испакостили.
Ты нервная, слабая дрянь, ты блажной, ты зажирел и
ни в
чем себе отказать не можешь, — а это уж я называю грязью, потому
что прямо доводит
до грязи.
Вымылся он в это утро рачительно, — у Настасьи нашлось мыло, — вымыл волосы, шею и особенно руки. Когда же дошло
до вопроса: брить ли свою щетину иль нет (у Прасковьи Павловны имелись отличные бритвы, сохранившиеся еще после покойного господина Зарницына), то вопрос с ожесточением даже был решен отрицательно: «Пусть так и остается! Ну как подумают,
что я выбрился для… да непременно же подумают! Да
ни за
что же на свете!
Она ужасно рада была,
что, наконец, ушла; пошла потупясь, торопясь, чтобы поскорей как-нибудь уйти у них из виду, чтобы пройти как-нибудь поскорей эти двадцать шагов
до поворота направо в улицу и остаться, наконец, одной, и там, идя, спеша,
ни на кого не глядя, ничего не замечая, думать, вспоминать, соображать каждое сказанное слово, каждое обстоятельство.
— Разумеется, так! — ответил Раскольников. «А что-то ты завтра скажешь?» — подумал он про себя. Странное дело,
до сих пор еще
ни разу не приходило ему в голову: «
что подумает Разумихин, когда узнает?» Подумав это, Раскольников пристально поглядел на него. Теперешним же отчетом Разумихина о посещении Порфирия он очень немного был заинтересован: так много убыло с тех пор и прибавилось!..
— Мне кажется, особенно тревожиться нечего,
ни вам,
ни Авдотье Романовне, конечно, если сами не пожелаете входить в какие бы то
ни было с ним отношения.
Что до меня касается, я слежу и теперь разыскиваю, где он остановился…
Но тут случилось странное происшествие, нечто
до того неожиданное, при обыкновенном ходе вещей,
что уже, конечно,
ни Раскольников,
ни Порфирий Петрович на такую развязку и не могли рассчитывать.
От природы была она характера смешливого, веселого и миролюбивого, но от беспрерывных несчастий и неудач она
до того яростно стала желать и требовать, чтобы все жили в мире и радости и не смели жить иначе,
что самый легкий диссонанс в жизни, самая малейшая неудача стали приводить ее тотчас же чуть не в исступление, и она в один миг, после самых ярких надежд и фантазий, начинала клясть судьбу, рвать и метать все,
что ни попадало под руку, и колотиться головой об стену.
Амалия Ивановна, тоже предчувствовавшая что-то недоброе, а вместе с тем оскорбленная
до глубины души высокомерием Катерины Ивановны, чтобы отвлечь неприятное настроение общества в другую сторону и кстати уж чтоб поднять себя в общем мнении, начала вдруг,
ни с того
ни с сего, рассказывать,
что какой-то знакомый ее, «Карль из аптеки», ездил ночью на извозчике и
что «извозчик хотель его убиваль и
что Карль его ошень, ошень просиль, чтоб он его не убиваль, и плакаль, и руки сложиль, и испугаль, и от страх ему сердце пронзиль».
Мне вдруг ясно, как солнце, представилось,
что как же это
ни единый
до сих пор не посмел и не смеет, проходя мимо всей этой нелепости, взять просто-запросто все за хвост и стряхнуть к черту!
— Вот ваше письмо, — начала она, положив его на стол. — Разве возможно то,
что вы пишете? Вы намекаете на преступление, совершенное будто бы братом. Вы слишком ясно намекаете, вы не смеете теперь отговариваться. Знайте же,
что я еще
до вас слышала об этой глупой сказке и не верю ей
ни в одном слове. Это гнусное и смешное подозрение. Я знаю историю и как и отчего она выдумалась. У вас не может быть никаких доказательств. Вы обещали доказать: говорите же! Но заранее знайте,
что я вам не верю! Не верю!..
— Нечего и говорить,
что вы храбрая девушка. Ей-богу, я думал,
что вы попросите господина Разумихина сопровождать вас сюда. Но его
ни с вами,
ни кругом вас не было, я таки смотрел: это отважно, хотели, значит, пощадить Родиона Романыча. Впрочем, в вас все божественно…
Что же касается
до вашего брата, то
что я вам скажу? Вы сейчас его видели сами. Каков?
Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал,
что она замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она
ни разу не заговаривала об этом,
ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго
до своей болезни, и она молча принесла ему книгу.
До сих пор он ее и не раскрывал.