Неточные совпадения
С замиранием сердца
и нервною дрожью подошел он к преогромнейшему дому, выходившему одною стеной на канаву, а
другою в-ю улицу.
— Ваша воля. —
И старуха протянула ему обратно часы. Молодой человек взял их
и до того рассердился, что хотел было уже уйти; но тотчас одумался, вспомнив, что идти больше некуда
и что он еще
и за
другим пришел.
Старуха полезла в карман за ключами
и пошла в
другую комнату за занавески.
Из дверей, как раз в эту минуту, выходили двое пьяных
и,
друг друга поддерживая
и ругая, взбирались на улицу.
Раскольников не привык к толпе
и, как уже сказано, бежал всякого общества, особенно в последнее время. Но теперь его вдруг что-то потянуло к людям. Что-то совершалось в нем как бы новое,
и вместе с тем ощутилась какая-то жажда людей. Он так устал от целого месяца этой сосредоточенной тоски своей
и мрачного возбуждения, что хотя одну минуту хотелось ему вздохнуть в
другом мире, хотя бы в каком бы то ни было,
и, несмотря на всю грязь обстановки, он с удовольствием оставался теперь в распивочной.
За стойкой находился мальчишка лет четырнадцати,
и был
другой мальчишка моложе, который подавал, если что спрашивали.
Платьев-то нет у ней никаких… то есть никаких-с, а тут точно в гости собралась, приоделась,
и не то чтобы что-нибудь, а так, из ничего всё сделать сумеют: причешутся, воротничок там какой-нибудь чистенький, нарукавнички, ан совсем
другая особа выходит,
и помолодела
и похорошела.
Ну-с, государь ты мой (Мармеладов вдруг как будто вздрогнул, поднял голову
и в упор посмотрел на своего слушателя), ну-с, а на
другой же день, после всех сих мечтаний (то есть это будет ровно пять суток назад тому) к вечеру, я хитрым обманом, как тать в нощи, похитил у Катерины Ивановны от сундука ее ключ, вынул, что осталось из принесенного жалованья, сколько всего уж не помню,
и вот-с, глядите на меня, все!
Через минуту явилось письмо. Так
и есть: от матери, из Р—й губернии. Он даже побледнел, принимая его. Давно уже не получал он писем; но теперь
и еще что-то
другое вдруг сжало ему сердце.
Любопытно бы разъяснить еще одно обстоятельство: до какой степени они обе были откровенны
друг с дружкой в тот день
и в ту ночь
и во все последующее время?
Все ли слова между ними были прямо произнесены или обе поняли, что у той
и у
другой одно в сердце
и в мыслях, так уж нечего вслух-то всего выговаривать да напрасно проговариваться.
Дело ясное: для себя, для комфорта своего, даже для спасения себя от смерти, себя не продаст, а для
другого вот
и продает!
Девушка, кажется, очень мало уж понимала; одну ногу заложила за
другую, причем выставила ее гораздо больше, чем следовало,
и, по всем признакам, очень плохо сознавала, что она на улице.
«Двадцать копеек мои унес, — злобно проговорил Раскольников, оставшись один. — Ну пусть
и с того тоже возьмет, да
и отпустит с ним девочку, тем
и кончится…
И чего я ввязался тут помогать? Ну мне ль помогать? Имею ль я право помогать? Да пусть их переглотают
друг друга живьем, — мне-то чего?
И как я смел отдать эти двадцать копеек. Разве они мои?»
Впрочем, с Разумихиным невозможно было
и быть в
других отношениях.
Раз как-то, месяца два тому назад, они было встретились на улице, но Раскольников отвернулся
и даже перешел на
другую сторону, чтобы тот его не заметил.
«Гм… к Разумихину, — проговорил он вдруг совершенно спокойно, как бы в смысле окончательного решения, — к Разумихину я пойду, это конечно… но — не теперь… Я к нему… на
другой день после того пойду, когда уже то будет кончено
и когда все по-новому пойдет…»
Почти рядом с ним на
другом столике сидел студент, которого он совсем не знал
и не помнил,
и молодой офицер.
С
другой стороны, молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки,
и это тысячами,
и это всюду!
Конечно, все это были самые обыкновенные
и самые частые, не раз уже слышанные им, в
других только формах
и на
другие темы, молодые разговоры
и мысли.
Он спал необыкновенно долго
и без снов. Настасья, вошедшая к нему в десять часов на
другое утро, насилу дотолкалась его. Она принесла ему чаю
и хлеба. Чай был опять спитой
и опять в ее собственном чайнике.
Заглянув случайно, одним глазом, в лавочку, он увидел, что там, на стенных часах, уже десять минут восьмого. Надо было
и торопиться,
и в то же время сделать крюк: подойти к дому в обход, с
другой стороны…
Вдруг он припомнил
и сообразил, что этот большой ключ, с зубчатою бородкой, который тут же болтается с
другими маленькими, непременно должен быть вовсе не от комода (как
и в прошлый раз ему на ум пришло), а от какой-нибудь укладки,
и что в этой-то укладке, может быть, все
и припрятано.
Иные были в футлярах,
другие просто обернуты в газетную бумагу, но аккуратно
и бережно, в двойные листы,
и кругом обвязаны тесемками.
И, наконец, когда уже гость стал подниматься в четвертый этаж, тут только он весь вдруг встрепенулся
и успел-таки быстро
и ловко проскользнуть назад из сеней в квартиру
и притворить за собой дверь. Затем схватил запор
и тихо, неслышно, насадил его на петлю. Инстинкт помогал. Кончив все, он притаился не дыша, прямо сейчас у двери. Незваный гость был уже тоже у дверей. Они стояли теперь
друг против
друга, как давеча он со старухой, когда дверь разделяла их, а он прислушивался.
Он плохо теперь помнил себя; чем дальше, тем хуже. Он помнил, однако, как вдруг, выйдя на канаву, испугался, что мало народу
и что тут приметнее,
и хотел было поворотить назад в переулок. Несмотря на то, что чуть не падал, он все-таки сделал крюку
и пришел домой с
другой совсем стороны.
Сдернул, но, сообразив, что
другого нет, взял
и надел опять —
и опять рассмеялся.
Другая же дама, очень полная
и багрово-красная, с пятнами, видная женщина,
и что-то уж очень пышно одетая, с брошкой на груди величиной в чайное блюдечко, стояла в сторонке
и чего-то ждала.
Но Раскольников уже не слушал
и жадно схватился за бумагу, ища поскорей разгадки. Прочел раз,
другой,
и не понял.
На пароходе тоже
другой, на прошлой неделе, почтенное семейство статского советника, жену
и дочь, подлейшими словами обозвал.
— Да што! — с благородною небрежностию проговорил Илья Петрович (
и даже не што, а как-то «Да-а шта-а!»), переходя с какими-то бумагами к
другому столу
и картинно передергивая с каждым шагом плечами, куда шаг, туда
и плечо, — вот-с, извольте видеть: господин сочинитель, то бишь студент, бывший то есть, денег не платит, векселей надавал, квартиру не очищает, беспрерывные на них поступают жалобы, а изволили в претензию войти, что я папироску при них закурил!
Напротив, теперь если бы вдруг комната наполнилась не квартальными, а первейшими
друзьями его, то
и тогда, кажется, не нашлось бы для них у него ни одного человеческого слова, до того вдруг опустело его сердце.
Письмоводитель отобрал бумагу
и занялся с
другими.
Когда он очнулся, то увидал, что сидит на стуле, что его поддерживает справа какой-то человек, что слева стоит
другой человек с желтым стаканом, наполненным желтою водою,
и что Никодим Фомич стоит перед ним
и пристально глядит на него; он встал со стула.
Но
и на острова ему не суждено было попасть, а случилось
другое: выходя с В—го проспекта на площадь, он вдруг увидел налево вход во двор, обставленный совершенно глухими стенами.
Он остановился вдруг, когда вышел на набережную Малой Невы, на Васильевском острове, подле моста. «Вот тут он живет, в этом доме, — подумал он. — Что это, да никак я к Разумихину сам пришел! Опять та же история, как тогда… А очень, однако же, любопытно: сам я пришел или просто шел, да сюда зашел? Все равно; сказал я… третьего дня… что к нему после того на
другой день пойду, ну что ж,
и пойду! Будто уж я
и не могу теперь зайти…»
Заметь себе, Родя, из ихней конторы уж второй раз приходят; только прежде не этот приходил, а
другой,
и мы с тем объяснялись.
— А впрочем, я
и в
другой раз зайду-с.
Он тотчас же распорядился, налил, потом налил еще
другую чашку, бросил свой завтрак
и пересел опять на диван.
Рассердился да
и пошел, была не была, на
другой день в адресный стол,
и представь себе: в две минуты тебя мне там разыскали.
Толстяков, мой приятель, каждый раз принужден снимать свою покрышку, входя куда-нибудь в общее место, где все
другие в шляпах
и фуражках стоят.
И помни, опять с прежним условием: эти износишь, на будущий год
другие даром берешь!
В лавке Федяева иначе не торгуют: раз заплатил,
и на всю жизнь довольно, потому
другой раз
и сам не пойдешь.
Больше я его на том не расспрашивал, — это Душкин-то говорит, — а вынес ему билетик — рубль то есть, — потому-де думал, что не мне, так
другому заложит; все одно — пропьет, а пусть лучше у меня вещь лежит: дальше-де положишь, ближе возьмешь, а объявится что аль слухи пойдут, тут я
и преставлю».
А на
другой день прослышали мы, что Алену Ивановну
и сестрицу их Лизавету Ивановну топором убили, а мы их знавали-с,
и взяло меня тут сумление насчет серег, — потому известно нам было, что покойница под вещи деньги давала.
И бегу, этта, я за ним, а сам кричу благим матом; а как с лестницы в подворотню выходить — набежал я с размаху на дворника
и на господ, а сколько было с ним господ, не упомню, а дворник за то меня обругал, а
другой дворник тоже обругал,
и дворникова баба вышла, тоже нас обругала,
и господин один в подворотню входил, с дамою,
и тоже нас обругал, потому мы с Митькой поперек места легли: я Митьку за волосы схватил
и повалил
и стал тузить, а Митька тоже, из-под меня, за волосы меня ухватил
и стал тузить, а делали мы то не по злобе, а по всей то есь любови, играючи.
— Как попали! Как попали? — вскричал Разумихин, —
и неужели ты, доктор, ты, который прежде всего человека изучать обязан
и имеешь случай, скорей всякого
другого, натуру человеческую изучить, — неужели ты не видишь, по всем этим данным, что это за натура этот Николай? Неужели не видишь, с первого же разу, что все, что он показал при допросах, святейшая правда есть? Точнехонько так
и попали в руки, как он показал. Наступил на коробку
и поднял!
Лежат они поперек дороги
и проход загораживают; их ругают со всех сторон, а они, «как малые ребята» (буквальное выражение свидетелей), лежат
друг на
друге, визжат, дерутся
и хохочут, оба хохочут взапуски, с самыми смешными рожами,
и один
другого догонять, точно дети, на улицу выбежали.
— Гм. Стало быть, всего только
и есть оправдания, что тузили
друг друга и хохотали. Положим, это сильное доказательство, но… Позволь теперь: как же ты сам-то весь факт объясняешь? Находку серег чем объясняешь, коли действительно он их так нашел, как показывает?
Кох сдурил
и пошел вниз; тут убийца выскочил
и побежал тоже вниз, потому никакого
другого у него не было выхода.