Неточные совпадения
Дико и чудно показалось ему, что он мог проспать в таком забытьи со вчерашнего
дня и ничего еще не
сделал, ничего не приготовил…
Во-первых, надо было петлю
сделать и к пальто пришить, —
дело минуты.
О том, что
дело надо
сделать топором, решено им было уже давно.
— И всё
дело испортите! — тоже прошептал, из себя выходя, Разумихин, — выйдемте хоть на лестницу. Настасья, свети! Клянусь вам, — продолжал он полушепотом, уж на лестнице, — что давеча нас, меня и доктора, чуть не прибил! Понимаете вы это! Самого доктора! И тот уступил, чтобы не раздражать, и ушел, а я внизу остался стеречь, а он тут оделся и улизнул. И теперь улизнет, коли раздражать будете, ночью-то, да что-нибудь и
сделает над собой…
— Это мы хорошо
сделали, что теперь ушли, — заторопилась, перебивая, Пульхерия Александровна, — он куда-то по
делу спешил; пусть пройдется, воздухом хоть подышит… ужас у него душно… а где тут воздухом-то дышать? Здесь и на улицах, как в комнатах без форточек. Господи, что за город!.. Постой, посторонись, задавят, несут что-то! Ведь это фортепиано пронесли, право… как толкаются… Этой девицы я тоже очень боюсь…
— Нет, нет, не совсем потому, — ответил Порфирий. — Все
дело в том, что в ихней статье все люди как-то разделяются на «обыкновенных» и «необыкновенных». Обыкновенные должны жить в послушании и не имеют права переступать закона, потому что они, видите ли, обыкновенные. А необыкновенные имеют право
делать всякие преступления и всячески преступать закон, собственно потому, что они необыкновенные. Так у вас, кажется, если только не ошибаюсь?
Да вот, кстати же! — вскрикнул он, чему-то внезапно обрадовавшись, — кстати вспомнил, что ж это я!.. — повернулся он к Разумихину, — вот ведь ты об этом Николашке мне тогда уши промозолил… ну, ведь и сам знаю, сам знаю, — повернулся он к Раскольникову, — что парень чист, да ведь что ж
делать, и Митьку вот пришлось обеспокоить… вот в чем дело-с, вся-то суть-с: проходя тогда по лестнице… позвольте: ведь вы в восьмом часу были-с?
Все в том, что я действительно принес несколько хлопот и неприятностей многоуважаемой вашей сестрице; стало быть, чувствуя искреннее раскаяние, сердечно желаю, — не откупиться, не заплатить за неприятности, а просто-запросто
сделать для нее что-нибудь выгодное, на том основании, что не привилегию же в самом
деле взял я
делать одно только злое.
— А вам разве не жалко? Не жалко? — вскинулась опять Соня, — ведь вы, я знаю, вы последнее сами отдали, еще ничего не видя. А если бы вы все-то видели, о господи! А сколько, сколько раз я ее в слезы вводила! Да на прошлой еще неделе! Ох, я! Всего за неделю до его смерти. Я жестоко поступила! И сколько, сколько раз я это
делала. Ах, как теперь, целый
день вспоминать было больно!
Да что
делать, слабость, люблю военное
дело, и уж так люблю я читать все эти военные реляции… решительно я моей карьерой манкировал.
Ведь вот будь вы действительно, на самом-то
деле преступны али там как-нибудь замешаны в это проклятое
дело, ну стали бы вы, помилуйте, сами напирать, что не в бреду вы все это
делали, а, напротив, в полной памяти?
Соня поспешила тотчас же передать ей извинение Петра Петровича, стараясь говорить вслух, чтобы все могли слышать, и употребляя самые отборно почтительные выражения, нарочно даже подсочиненные от лица Петра Петровича и разукрашенные ею. Она прибавила, что Петр Петрович велел особенно передать, что он, как только ему будет возможно, немедленно прибудет, чтобы поговорить о
делах наедине и условиться о том, что можно
сделать и предпринять в дальнейшем, и проч. и проч.
На его же вопрос: посадил ли бы я Софью Семеновну рядом с моей сестрой? я ответил, что я уже это и
сделал, того же
дня.
— Позвольте, господа, позвольте; не теснитесь, дайте пройти! — говорил он, пробираясь сквозь толпу, — и
сделайте одолжение, не угрожайте; уверяю вас, что ничего не будет, ничего не
сделаете, не робкого десятка-с, а, напротив, вы же, господа, ответите, что насилием прикрыли уголовное
дело.
— Да что это, брат, разве мы в самом
деле навеки расстаемся, что ты мне… такие завещания
делаешь?
— Э-эх! человек недоверчивый! — засмеялся Свидригайлов. — Ведь я сказал, что эти деньги у меня лишние. Ну, а просто, по человечеству, не допускаете, что ль? Ведь не «вошь» же была она (он ткнул пальцем в тот угол, где была усопшая), как какая-нибудь старушонка процентщица. Ну, согласитесь, ну «Лужину ли, в самом
деле, жить и
делать мерзости, или ей умирать?». И не помоги я, так ведь «Полечка, например, туда же, по той же дороге пойдет…».
— А тебе какое
дело, что я теперь хочу
делать?
А выдумай вы другую теорию, так, пожалуй, еще и в сто миллионов раз безобразнее
дело бы
сделали!
Нет, мрачный; вреда не
делаю, а сижу в углу; иной раз три
дня не разговорят.
Я сам хотел добра людям и
сделал бы сотни, тысячи добрых
дел вместо одной этой глупости, даже не глупости, а просто неловкости, так как вся эта мысль была вовсе не так глупа, как теперь она кажется, при неудаче…
Неточные совпадения
Городничий. Ничего, ничего. Другое
дело, если бы вы из этого публичное что-нибудь
сделали, но ведь это
дело семейственное.
Вот здешний почтмейстер совершенно ничего не
делает: все
дела в большом запущении, посылки задерживаются… извольте сами нарочно разыскать.
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним
делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на
днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее
сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Городничий. Ход
дела чрезвычайный: изволил собственнолично
сделать предложение.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое
дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не
сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».