Неточные совпадения
Даже про Крафта вспоминал с горьким и кислым чувством
за то,
что тот
меня вывел сам в переднюю, и так было вплоть
до другого
дня, когда уже все совершенно про Крафта разъяснилось и сердиться нельзя было.
— Друг мой,
я готов
за это тысячу раз просить у тебя прощения, ну и там
за все,
что ты на
мне насчитываешь,
за все эти годы твоего детства и так далее, но, cher enfant,
что же из этого выйдет? Ты так умен,
что не захочешь сам очутиться в таком глупом положении.
Я уже и не говорю о том,
что даже
до сей поры не совсем понимаю характер твоих упреков: в самом
деле, в
чем ты, собственно,
меня обвиняешь? В том,
что родился не Версиловым? Или нет? Ба! ты смеешься презрительно и махаешь руками, стало быть, нет?
— Да уж по тому одному не пойду,
что согласись
я теперь,
что тогда пойду, так ты весь этот срок апелляции таскаться начнешь ко
мне каждый
день. А главное, все это вздор, вот и все. И стану
я из-за тебя мою карьеру ломать? И вдруг князь
меня спросит: «Вас кто прислал?» — «Долгорукий». — «А какое
дело Долгорукому
до Версилова?» Так
я должен ему твою родословную объяснять,
что ли? Да ведь он расхохочется!
А
что, если и в самом
деле начнут
за мною бегать…» И вот
мне начало припоминаться
до последней черточки и с нарастающим удовольствием, как
я стоял давеча перед Катериной Николаевной и как ее дерзкие, но удивленные ужасно глаза смотрели на
меня в упор.
Только
что убежала она вчера от нас,
я тотчас же положил было в мыслях идти
за ней следом сюда и переубедить ее, но это непредвиденное и неотложное
дело, которое, впрочем,
я весьма бы мог отложить
до сегодня… на неделю даже, — это досадное
дело всему помешало и все испортило.
— Твоя мать — совершеннейшее и прелестнейшее существо, mais [Но (франц.).]… Одним словом,
я их, вероятно, не стою. Кстати,
что у них там сегодня? Они
за последние
дни все
до единой какие-то такие…
Я, знаешь, всегда стараюсь игнорировать, но там что-то у них сегодня завязалось… Ты ничего не заметил?
К князю
я решил пойти вечером, чтобы обо всем переговорить на полной свободе, а
до вечера оставался дома. Но в сумерки получил по городской почте опять записку от Стебелькова, в три строки, с настоятельною и «убедительнейшею» просьбою посетить его завтра утром часов в одиннадцать для «самоважнейших
дел, и сами увидите,
что за делом». Обдумав,
я решил поступить судя по обстоятельствам, так как
до завтра было еще далеко.
— Андрей Петрович, — схватил
я его
за руку, не подумав и почти в вдохновении, как часто со
мною случается (
дело было почти в темноте), — Андрей Петрович,
я молчал, — ведь вы видели это, —
я все молчал
до сих пор, знаете для
чего? Для того, чтоб избегнуть ваших тайн.
Я прямо положил их не знать никогда.
Я — трус,
я боюсь,
что ваши тайны вырвут вас из моего сердца уже совсем, а
я не хочу этого. А коли так, то зачем бы и вам знать мои секреты? Пусть бы и вам все равно, куда бы
я ни пошел! Не так ли?
Но вот
что, однако же,
мне известно как достовернейший факт:
за несколько лишь
дней до смерти старик, призвав дочь и друзей своих, Пелищева и князя В—го, велел Катерине Николаевне, в возможном случае близкой кончины его, непременно выделить из этого капитала Анне Андреевне шестьдесят тысяч рублей.
— А вы эгоист, Борис Павлович! У вас вдруг родилась какая-то фантазия — и я должна делить ее, лечить, облегчать: да
что мне за дело до вас, как вам до меня? Я требую у вас одного — покоя: я имею на него право, я свободна, как ветер, никому не принадлежу, никого не боюсь…
Неточные совпадения
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала
я, //
За дело принялась. // Три года, так считаю
я, // Неделя
за неделею, // Одним порядком шли, //
Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, //
До смерти не избыть!
Скотинин. Кого?
За что? В
день моего сговора!
Я прошу тебя, сестрица, для такого праздника отложить наказание
до завтрева; а завтра, коль изволишь,
я и сам охотно помогу. Не будь
я Тарас Скотинин, если у
меня не всякая вина виновата. У
меня в этом, сестрица, один обычай с тобою. Да
за что ж ты так прогневалась?
— По
делом за то,
что всё это было притворство, потому
что это всё выдуманное, а не от сердца. Какое
мне дело было
до чужого человека? И вот вышло,
что я причиной ссоры и
что я делала то,
чего меня никто не просил. Оттого
что всё притворство! притворство! притворство!…
— Ужаснее всего то,
что ты — какая ты всегда, и теперь, когда ты такая святыня для
меня, мы так счастливы, так особенно счастливы, и вдруг такая дрянь… Не дрянь, зачем
я его браню?
Мне до него
дела нет. Но
за что мое, твое счастие?..
«
Я совсем здорова и весела. Если ты
за меня боишься, то можешь быть еще более спокоен,
чем прежде. У
меня новый телохранитель, Марья Власьевна (это была акушерка, новое, важное лицо в семейной жизни Левина). Она приехала
меня проведать. Нашла
меня совершенно здоровою, и мы оставили ее
до твоего приезда. Все веселы, здоровы, и ты, пожалуйста, не торопись, а если охота хороша, останься еще
день».