Неточные совпадения
Иным, по-видимому, это совершенно было не нужно; да и не знаю, к какому
бы черту это могло быть
хоть кому-нибудь нужно?
Я сейчас вообразил, что если б у меня был
хоть один читатель, то наверно
бы расхохотался надо мной, как над смешнейшим подростком, который, сохранив свою глупую невинность, суется рассуждать и решать, в чем не смыслит.
«Я буду не один, — продолжал я раскидывать, ходя как угорелый все эти последние дни в Москве, — никогда теперь уже не буду один, как в столько ужасных лет до сих пор: со мной будет моя идея, которой я никогда не изменю, даже и в том случае, если б они мне все там понравились, и дали мне счастье, и я прожил
бы с ними
хоть десять лет!» Вот это-то впечатление, замечу вперед, вот именно эта-то двойственность планов и целей моих, определившаяся еще в Москве и которая не оставляла меня ни на один миг в Петербурге (ибо не знаю, был ли такой день в Петербурге, который
бы я не ставил впереди моим окончательным сроком, чтобы порвать с ними и удалиться), — эта двойственность, говорю я, и была, кажется, одною из главнейших причин многих моих неосторожностей, наделанных в году, многих мерзостей, многих даже низостей и, уж разумеется, глупостей.
Но протестовать тогда же — значило
бы порвать с ними сразу, что
хоть вовсе не пугало меня, но вредило моим существенным целям, а потому я принял место покамест молча, молчаньем защитив мое достоинство.
Замечали за ним (
хоть я и не заметил), что после припадка в нем развилась какая-то особенная наклонность поскорее жениться и что будто
бы он уже не раз приступал к этой идее в эти полтора года.
Физиономия Васина не очень поразила меня,
хоть я слышал о нем как о чрезмерно умном: белокурый, с светло-серыми большими глазами, лицо очень открытое, но в то же время в нем что-то было как
бы излишне твердое; предчувствовалось мало сообщительности, но взгляд решительно умный, умнее дергачевского, глубже, — умнее всех в комнате; впрочем, может быть, я теперь все преувеличиваю.
— Вы уверяете, что слышали, а между тем вы ничего не слышали. Правда, в одном и вы справедливы: если я сказал, что это дело «очень простое», то забыл прибавить, что и самое трудное. Все религии и все нравственности в мире сводятся на одно: «Надо любить добродетель и убегать пороков». Чего
бы, кажется, проще? Ну-тка, сделайте-ка что-нибудь добродетельное и убегите
хоть одного из ваших пороков, попробуйте-ка, — а? Так и тут.
— Именно это и есть; ты преудачно определил в одном слове: «
хоть и искренно чувствуешь, но все-таки представляешься»; ну, вот так точно и было со мной: я
хоть и представлялся, но рыдал совершенно искренно. Не спорю, что Макар Иванович мог
бы принять это плечо за усиление насмешки, если
бы был остроумнее; но его честность помешала тогда его прозорливости. Не знаю только, жалел он меня тогда или нет; помнится, мне того тогда очень хотелось.
— То есть ты подозреваешь, что я пришел склонять тебя остаться у князя, имея в том свои выгоды. Но, друг мой, уж не думаешь ли ты, что я из Москвы тебя выписал, имея в виду какую-нибудь свою выгоду? О, как ты мнителен! Я, напротив, желая тебе же во всем добра. И даже вот теперь, когда так поправились и мои средства, я
бы желал, чтобы ты,
хоть иногда, позволял мне с матерью помогать тебе.
Скоро мне наскучило и ухо привыкло, так что я
хоть и продолжал слушать, но механически, а иногда и совсем забывая, что слушаю, как вдруг произошло что-то чрезвычайное, точно как
бы кто-то соскочил со стула обеими ногами или вдруг вскочил с места и затопал; затем раздался стон и вдруг крик, даже и не крик, а визг, животный, озлобленный и которому уже все равно, услышат чужие или нет.
— Дайте ему в щеку! Дайте ему в щеку! — прокричала Татьяна Павловна, а так как Катерина Николаевна
хоть и смотрела на меня (я помню все до черточки), не сводя глаз, но не двигалась с места, то Татьяна Павловна, еще мгновение, и наверно
бы сама исполнила свой совет, так что я невольно поднял руку, чтоб защитить лицо; вот из-за этого-то движения ей и показалось, что я сам замахиваюсь.
Я убедил ее (и вменяю себе это в честь), что мать оставить нельзя так, одну с трупом дочери, и что
хоть до завтра пусть
бы она ее перевела в свою комнату.
А деньги так даже лучше
бы было нам и совсем не брать, маменька: коли уж он место обещался достать, то и того достаточно…
хоть мы и нуждаемся».
По-настоящему, я совершенно был убежден, что Версилов истребит письмо, мало того,
хоть я говорил Крафту про то, что это было
бы неблагородно, и
хоть и сам повторял это про себя в трактире, и что «я приехал к чистому человеку, а не к этому», — но еще более про себя, то есть в самом нутре души, я считал, что иначе и поступить нельзя, как похерив документ совершенно.
И
хоть вы, конечно, может быть, и не пошли
бы на мой вызов, потому что я всего лишь гимназист и несовершеннолетний подросток, однако я все
бы сделал вызов, как
бы вы там ни приняли и что
бы вы там ни сделали… и, признаюсь, даже и теперь тех же целей.
Хоть я
бы и сумел заставить его не смеяться, но все-таки это было странно от человека такого сорта.
Хоть он и действительно прописал в ней про свое «малодушие» и про свой «эгоизм», но вся, в целом, записка эта как
бы отличалась каким-то высокомерием… или, лучше, во всем поступке этом выяснялось какое-то пренебрежение.
Когда я вошел в мою крошечную каморку, то
хоть и ждал его все эти три дня, но у меня как
бы заволоклись глаза и так стукнуло сердце, что я даже приостановился в дверях.
Что мог я извлечь и из этого? Тут было только беспокойство обо мне, об моей материальной участи; сказывался отец с своими прозаическими, хотя и добрыми, чувствами; но того ли мне надо было ввиду идей, за которые каждый честный отец должен
бы послать сына своего
хоть на смерть, как древний Гораций своих сыновей за идею Рима?
— Ты не знаешь, Лиза, я
хоть с ним давеча и поссорился, — если уж тебе пересказывали, — но, ей-Богу, я люблю его искренно и желаю ему тут удачи. Мы давеча помирились. Когда мы счастливы, мы так добры… Видишь, в нем много прекрасных наклонностей… и гуманность есть… Зачатки по крайней мере… а у такой твердой и умной девушки в руках, как Версилова, он совсем
бы выровнялся и стал
бы счастлив. Жаль, что некогда… да проедем вместе немного, я
бы тебе сообщил кое-что…
Кто, кто, скажите, заставляет вас делать такие признания мне вслух? — вскрикнул я, как опьянелый, — ну что
бы вам стоило встать и в отборнейших выражениях, самым тонким образом доказать мне, как дважды два, что
хоть оно и было, но все-таки ничего не было, — понимаете, как обыкновенно умеют у вас в высшем свете обращаться с правдой?
— Если б вместо отвлеченных рассуждений вы говорили со мной по-человечески и, например,
хоть намекнули мне только об этой проклятой игре, я
бы, может, не втянулся, как дурак, — сказал я вдруг.
— И только обманули меня тогда и еще пуще замутили чистый источник в душе моей! Да, я — жалкий подросток и сам не знаю поминутно, что зло, что добро. Покажи вы мне тогда
хоть капельку дороги, и я
бы догадался и тотчас вскочил на правый путь. Но вы только меня тогда разозлили.
— Ваши бывшие интриги и ваши сношения — уж конечно, эта тема между нами неприлична, и даже было
бы глупо с моей стороны; но я, именно за последнее время, за последние дни, несколько раз восклицал про себя: что, если б вы любили
хоть когда-нибудь эту женщину,
хоть минутку? — о, никогда
бы вы не сделали такой страшной ошибки на ее счет в вашем мнении о ней, как та, которая потом вышла!
Мы проговорили весь вечер о лепажевских пистолетах, которых ни тот, ни другой из нас не видал, о черкесских шашках и о том, как они рубят, о том, как хорошо было
бы завести шайку разбойников, и под конец Ламберт перешел к любимым своим разговорам на известную гадкую тему, и
хоть я и дивился про себя, но очень любил слушать.
Напротив, как
бы рассмотрев меня всего, до последней черты, в эти пять или десять секунд молчания, он вдруг улыбнулся и даже тихо и неслышно засмеялся, и
хоть смех прошел скоро, но светлый, веселый след его остался в его лице и, главное, в глазах, очень голубых, лучистых, больших, но с опустившимися и припухшими от старости веками, и окруженных бесчисленными крошечными морщинками.
Но я как
бы сказал себе вдруг в ту минуту: «Если спрошу
хоть одно слово в объяснение, то опять ввяжусь в этот мир и никогда не порешу с ним».
И действительно, радость засияла в его лице; но спешу прибавить, что в подобных случаях он никогда не относился ко мне свысока, то есть вроде как
бы старец к какому-нибудь подростку; напротив, весьма часто любил самого меня слушать, даже заслушивался, на разные темы, полагая, что имеет дело,
хоть и с «вьюношем», как он выражался в высоком слоге (он очень хорошо знал, что надо выговаривать «юноша», а не «вьюнош»), но понимая вместе и то, что этот «вьюнош» безмерно выше его по образованию.
И вдруг такая находка: тут уж пойдут не бабьи нашептывания на ухо, не слезные жалобы, не наговоры и сплетни, а тут письмо, манускрипт, то есть математическое доказательство коварства намерений его дочки и всех тех, которые его от нее отнимают, и что, стало быть, надо спасаться, хотя
бы бегством, все к ней же, все к той же Анне Андреевне, и обвенчаться с нею
хоть в двадцать четыре часа; не то как раз конфискуют в сумасшедший дом.
Посему и ты, Софья, не смущай свою душу слишком, ибо весь твой грех — мой, а в тебе, так мыслю, и разуменье-то вряд ли тогда было, а пожалуй, и в вас тоже, сударь, вкупе с нею, — улыбнулся он с задрожавшими от какой-то боли губами, — и
хоть мог
бы я тогда поучить тебя, супруга моя, даже жезлом, да и должен был, но жалко стало, как предо мной упала в слезах и ничего не потаила… ноги мои целовала.
Я попросил его оставить меня одного, отговорившись головною болью. Он мигом удовлетворил меня, даже не докончив фразы, и не только без малейшей обидчивости, но почти с удовольствием, таинственно помахав рукой и как
бы выговаривая: «Понимаю-с, понимаю-с», и
хоть не проговорил этого, но зато из комнаты вышел на цыпочках, доставил себе это удовольствие. Есть очень досадные люди на свете.
Уж одно
бы это чувство боли за нее могло
бы, кажется, смирить или стереть во мне,
хоть на время, плотоядность (опять поминаю это слово).
Этот снимок сделан
хоть и не так давно, а все же она была тогда моложе и лучше собою; а между тем уж и тогда были эти впалые щеки, эти морщинки на лбу, эта пугливая робость взгляда, как
бы нарастающая у ней теперь с годами — чем дальше, тем больше.
А осчастливить непременно и чем-нибудь
хоть одно существо в своей жизни, но только практически, то есть в самом деле, я
бы поставил заповедью для всякого развитого человека; подобно тому, как я поставил
бы в закон или в повинность каждому мужику посадить
хоть одно дерево в своей жизни ввиду обезлесения России; впрочем, одного-то дерева мало будет, можно
бы приказать сажать и каждый год по дереву.
Таким образом, обязанность заняться практикой и осчастливить
хоть одно насущное существо в самом деле все
бы поправила и освежила
бы самого благотворителя.
— Кабы умер — так и слава
бы Богу! — бросила она мне с лестницы и ушла. Это она сказала так про князя Сергея Петровича, а тот в то время лежал в горячке и беспамятстве. «Вечная история! Какая вечная история?» — с вызовом подумал я, и вот мне вдруг захотелось непременно рассказать им
хоть часть вчерашних моих впечатлений от его ночной исповеди, да и самую исповедь. «Они что-то о нем теперь думают дурное — так пусть же узнают все!» — пролетело в моей голове.
Читатель поймет теперь, что я,
хоть и был отчасти предуведомлен, но уж никак не мог угадать, что завтра или послезавтра найду старого князя у себя на квартире и в такой обстановке. Да и не мог
бы я никак вообразить такой дерзости от Анны Андреевны! На словах можно было говорить и намекать об чем угодно; но решиться, приступить и в самом деле исполнить — нет, это, я вам скажу, — характер!
Я прибежал к Ламберту. О, как ни желал
бы я придать логический вид и отыскать
хоть малейший здравый смысл в моих поступках в тот вечер и во всю ту ночь, но даже и теперь, когда могу уже все сообразить, я никак не в силах представить дело в надлежащей ясной связи. Тут было чувство или, лучше сказать, целый хаос чувств, среди которых я, естественно, должен был заблудиться. Правда, тут было одно главнейшее чувство, меня подавлявшее и над всем командовавшее, но… признаваться ли в нем? Тем более что я не уверен…
Комбинация состояла в том, чтоб выманить нас обоих, Татьяну и меня, из квартиры во что
бы ни стало,
хоть на четверть только часа, но до приезда Катерины Николаевны.
Думаю, что он
хоть и заметил меня в комнате, но меня как
бы не узнал.
Но опять-таки повторю: та сцена у мамы, тот расколотый образ
хоть бесспорно произошли под влиянием настоящего двойника, но мне всегда с тех пор мерещилось, что отчасти тут и некоторая злорадная аллегория, некоторая как
бы ненависть к ожиданиям этих женщин, некоторая злоба к их правам и к их суду, и вот он, пополам с двойником, и разбил этот образ!
Если
бы я был русским романистом и имел талант, то непременно брал
бы героев моих из русского родового дворянства, потому что лишь в одном этом типе культурных русских людей возможен
хоть вид красивого порядка и красивого впечатления, столь необходимого в романе для изящного воздействия на читателя.