Дело в том, что мне еще со школьной скамьи был знаком один, в настоящее время
русский эмигрант, не русского, впрочем, происхождения и проживающий где-то в Гамбурге.
— Это я могу понять, там много ваших. Странно все-таки: в Париже немало
русских эмигрантов, но они… недостаточно общительны. Вас как будто не интересует французский рабочий…
Но после моего отъезда старейшины города Цюриха узнали, что я вовсе не русский граф, а
русский эмигрант и к тому же приятель с радикальной партией, которую они терпеть не могли, да еще и с социалистами, которых они ненавидели, и, что хуже всего этого вместе, что я человек нерелигиозный и открыто признаюсь в этом.
Музыка и деревня поглотили почти совершенно их первые два года супружеской жизни; потом князь сделался мировым посредником, хлопотал искреннейшим образом о народе; в конце концов, однако, музыка, народ и деревня принаскучили ему, и он уехал с женой за границу, где прямо направился в Лондон, сошелся, говорят, там очень близко с
русскими эмигрантами; но потом вдруг почему-то уехал из Лондона, вернулся в Россию и поселился в Москве.
На всем моем долгом веку я не встречал
русского эмигранта, который по прошествии более двадцати лет жизни на чужбине (и так полной всяких испытаний и воздействий окружающей среды) остался бы столь ярким образцом московской интеллигенции 30-х годов на барско-бытовой почве.
Неточные совпадения
Разумеется, что при такой обстановке я был отчаянный патриот и собирался в полк; но исключительное чувство национальности никогда до добра не доводит; меня оно довело до следующего. Между прочими у нас бывал граф Кенсона, французский
эмигрант и генерал-лейтенант
русской службы.
Кто не поверит, что такие фантастические вещи случаются в нашей обыденной действительности и теперь, тот пусть справится с биографией всех
русских настоящих
эмигрантов за границей.
— Madame la princesse… un pauvre expatrie… malheur continuel… les princes russes sont si gene-reux… [Княгиня… бедный
эмигрант… бесконечно несчастный…
Русские князья так щедры… (фр.)] — увивалась около кресел одна личность в истасканном сюртуке, пестром жилете, в усах, держа картуз на отлете, и с подобострастною улыбкой.
Его генеалогические предрассудки, его эпикурейские наклонности, первоначальное образование под руководством французских
эмигрантов конца прошедшего столетия, самая натура его, полная художнической восприимчивости, но чуждая упорной деятельности мысли, — все препятствовало ему проникнуться духом
русской народности.
Вы помните, что в 1847 году в Париже, когда польские
эмигранты праздновали годовщину своей революции, на трибуне явился
русский, чтобы просить о дружбе и о забвении прошлого.