Неточные совпадения
Я записываю лишь события, уклоняясь всеми силами от всего постороннего, а главное — от литературных красот; литератор пишет тридцать лет и в конце
совсем не знает, для чего он писал столько лет.
Старик казался только разве уж чересчур иногда легкомысленным, как-то
не по летам, чего прежде
совсем, говорят,
не было.
Служил я на пятидесяти рублях в месяц, но
совсем не знал, как я буду их получать; определяя меня сюда, мне ничего
не сказали.
Я сперва заключил о нем, что он —
совсем баба; но потом должен был перезаключить в том смысле, что если и баба, то все-таки оставалось в нем какое-то иногда упрямство, если
не настоящее мужество.
О mon cher, этот детский вопрос в наше время просто страшен: покамест эти золотые головки, с кудрями и с невинностью, в первом детстве, порхают перед тобой и смотрят на тебя, с их светлым смехом и светлыми глазками, — то точно ангелы Божии или прелестные птички; а потом… а потом случается, что лучше бы они и
не вырастали
совсем!
— Я ничего
не читал и
совсем не литературен. Я читал, что попадется, а последние два года
совсем ничего
не читал и
не буду читать.
Он как-то вдруг оборвал, раскис и задумался. После потрясений (а потрясения с ним могли случаться поминутно, Бог знает с чего) он обыкновенно на некоторое время как бы терял здравость рассудка и переставал управлять собой; впрочем, скоро и поправлялся, так что все это было
не вредно. Мы просидели с минуту. Нижняя губа его, очень полная,
совсем отвисла… Всего более удивило меня, что он вдруг упомянул про свою дочь, да еще с такою откровенностью. Конечно, я приписал расстройству.
— Извините, князь, я —
не Аркадий Андреевич, а Аркадий Макарович, — резко отрезал я,
совсем уж забыв, что нужно бы ответить дамам поклоном. Черт бы взял эту неблагопристойную минуту!
Я даже
совсем не сожалел одного господина, который ошибкою,
не расслышав, купил мельхиоровый молочник вместо серебряного, вместо двух рублей за пять; даже очень мне весело стало.
Я
не выстоял и десяти минут, подвинулся было к подушке, потом к шкатулке, но в решительную минуту каждый раз осекался: предметы эти казались мне
совсем невозможными.
Он смотрел на меня во все глаза; я был одет хорошо,
совсем не похож был на жида или перекупщика.
Действительно, Крафт мог засидеться у Дергачева, и тогда где же мне его ждать? К Дергачеву я
не трусил, но идти
не хотел, несмотря на то что Ефим тащил меня туда уже третий раз. И при этом «трусишь» всегда произносил с прескверной улыбкой на мой счет. Тут была
не трусость, объявляю заранее, а если я боялся, то
совсем другого. На этот раз пойти решился; это тоже было в двух шагах. Дорогой я спросил Ефима, все ли еще он держит намерение бежать в Америку?
— Это
совсем не то, — проговорил кто-то.
— Да и
совсем не у кого, — проговорил он тихо и серьезно. Он все время говорил тихо и очень медленно.
— Нравственных идей теперь
совсем нет; вдруг ни одной
не оказалось, и, главное, с таким видом, что как будто их никогда и
не было.
— Ах да! Я и забыл! — сказал он вдруг
совсем не тем голосом, с недоумением смотря на меня, — я вас зазвал по делу и между тем… Ради Бога, извините.
Закат солнца (почему Крафт удивился, что я
не люблю заката?) навел на меня какие-то новые и неожиданные ощущения
совсем не к месту.
Вот почему бесчисленные ваши фатеры в течение бесчисленных веков могут повторять эти удивительные два слова, составляющие весь секрет, а между тем Ротшильд остается один. Значит: то, да
не то, и фатеры
совсем не ту мысль повторяют.
И
совсем люди
не так прекрасны, чтоб о них так заботиться.
Не потому, чтоб придавили они меня, а
совсем в другом смысле, в обратном.
А теперь расскажу два анекдота, чтобы тем покончить с «идеей»
совсем и так, чтоб она ничем уж
не мешала в рассказе.
Пивший молодой человек почти
совсем не говорил ни слова, а собеседников около него усаживалось все больше и больше; он только всех слушал, беспрерывно ухмылялся с слюнявым хихиканьем и, от времени до времени, но всегда неожиданно, производил какой-то звук, вроде «тюр-люр-лю!», причем как-то очень карикатурно подносил палец к своему носу.
Не говоря с ней ни слова, мы помещались, он по одну сторону, а я по другую, и с самым спокойным видом, как будто
совсем не замечая ее, начинали между собой самый неблагопристойный разговор.
В тот вечер я очень досадовал, на другой день
не так много, на третий
совсем забыл.
Любил я тоже, что в лице ее вовсе
не было ничего такого грустного или ущемленного; напротив, выражение его было бы даже веселое, если б она
не тревожилась так часто,
совсем иногда попусту, пугаясь и схватываясь с места иногда
совсем из-за ничего или вслушиваясь испуганно в чей-нибудь новый разговор, пока
не уверялась, что все по-прежнему хорошо.
Сестра была блондинка, светлая блондинка,
совсем не в мать и
не в отца волосами; но глаза, овал лица были почти как у матери.
Нос очень прямой, небольшой и правильный; впрочем, и еще особенность — мелкие веснушки в лице, чего
совсем у матери
не было.
— Это ты про Васина говоришь их, Лиза? Надо сказать его, а
не их. Извини, сестра, что я поправляю, но мне горько, что воспитанием твоим, кажется,
совсем пренебрегли.
— Оставь работу, завтра
не ходи; и
совсем брось.
Как это ни аристократично, но я все-таки больше люблю женщину
совсем не работающую.
Так и было вплоть, пока
не сломался
совсем на работе; починить нельзя было; умер в больнице.
Я содрогнулся внутри себя. Конечно, все это была случайность: он ничего
не знал и говорил
совсем не о том, хоть и помянул Ротшильда; но как он мог так верно определить мои чувства: порвать с ними и удалиться? Он все предугадал и наперед хотел засалить своим цинизмом трагизм факта. Что злился он ужасно, в том
не было никакого сомнения.
—
Совсем нет,
не приписывайте мне глупостей. Мама, Андрей Петрович сейчас похвалил меня за то, что я засмеялся; давайте же смеяться — что так сидеть! Хотите, я вам про себя анекдоты стану рассказывать? Тем более что Андрей Петрович
совсем ничего
не знает из моих приключений.
Вы удивительно успели постареть и подурнеть в эти девять лет, уж простите эту откровенность; впрочем, вам и тогда было уже лет тридцать семь, но я на вас даже загляделся: какие у вас были удивительные волосы, почти
совсем черные, с глянцевитым блеском, без малейшей сединки; усы и бакены ювелирской отделки — иначе
не умею выразиться; лицо матово-бледное,
не такое болезненно бледное, как теперь, а вот как теперь у дочери вашей, Анны Андреевны, которую я имел честь давеча видеть; горящие и темные глаза и сверкающие зубы, особенно когда вы смеялись.
— Да я и
не обвиняю,
совсем нет, и, поверьте,
не жалуюсь на Тушара! — прокричал я, несколько сбитый с толку, — да и бил он меня каких-нибудь месяца два.
Стемнело наконец
совсем; я стал перед образом и начал молиться, только скоро-скоро, я торопился; захватил узелок и на цыпочках пошел с скрипучей нашей лестницы, ужасно боясь, чтобы
не услыхала меня из кухни Агафья.
— А вот с этой-то самой минуты я тебя теперь навек раскусила! — вскочила вдруг с места Татьяна Павловна, и так даже неожиданно, что я
совсем и
не приготовился, — да ты, мало того, что тогда был лакеем, ты и теперь лакей, лакейская душа у тебя!
Безо всякого сомнения, нам вешаться друг другу на шею
совсем ни к чему, но можно расстаться, так сказать, взаимно уважая друг друга,
не правда ли, а?
Я припоминаю слово в слово рассказ его; он стал говорить с большой даже охотой и с видимым удовольствием. Мне слишком ясно было, что он пришел ко мне вовсе
не для болтовни и
совсем не для того, чтоб успокоить мать, а наверно имея другие цели.
Опять-таки заметь, что я
совсем не называю ее дурой; напротив, тут своего рода ум, и даже презамечательный ум; впрочем, ты уму-то, может быть,
не поверишь…
Мы, то есть прекрасные люди, в противоположность народу,
совсем не умели тогда действовать в свою пользу: напротив, всегда себе пакостили сколько возможно, и я подозреваю, что это-то и считалось у нас тогда какой-то «высшей и нашей же пользой», разумеется в высшем смысле.
Но, если так понимает одно, зачем же
совсем не понимает другого?
Зато есть у меня в Петербурге и несколько мест счастливых, то есть таких, где я почему-нибудь бывал когда-нибудь счастлив, — и что же, я берегу эти места и
не захожу в них как можно дольше нарочно, чтобы потом, когда буду уже
совсем один и несчастлив, зайти погрустить и припомнить.
В том же, что
совсем не нуждаюсь в его совете, я уже окончательно убедился.
Скоро мне наскучило и ухо привыкло, так что я хоть и продолжал слушать, но механически, а иногда и
совсем забывая, что слушаю, как вдруг произошло что-то чрезвычайное, точно как бы кто-то соскочил со стула обеими ногами или вдруг вскочил с места и затопал; затем раздался стон и вдруг крик, даже и
не крик, а визг, животный, озлобленный и которому уже все равно, услышат чужие или нет.
Но, разглядев две наши отворенные двери, проворно притворила свою, оставив щелку и из нее прислушиваясь на лестницу до тех пор, пока
не замолкли
совсем шаги убежавшей вниз Оли. Я вернулся к моему окну. Все затихло. Случай пустой, а может быть, и смешной, и я перестал об нем думать.
Уже раза два раздался его громкий хохот и, наверно,
совсем неуместно, потому что рядом с его голосом, а иногда и побеждая его голос, раздавались голоса обеих женщин, вовсе
не выражавшие веселости, и преимущественно молодой женщины, той, которая давеча визжала: она говорила много, нервно, быстро, очевидно что-то обличая и жалуясь, ища суда и судьи.
Вскочив в спальню и наткнувшись на кровать, я тотчас заметил, что есть дверь из спальни в кухню, стало быть был исход из беды и можно было убежать
совсем, но — о ужас! — дверь была заперта на замок, а в щелке ключа
не было.
Ну так поверьте же мне, честью клянусь вам, нет этого документа в руках у него, а может быть, и
совсем ни у кого нет; да и
не способен он на такие пронырства, грех вам и подозревать.
— Эх, ce petit espion. Во-первых, вовсе и
не espion, потому что это я, я его настояла к князю поместить, а то он в Москве помешался бы или помер с голоду, — вот как его аттестовали оттуда; и главное, этот грубый мальчишка даже
совсем дурачок, где ему быть шпионом?