Неточные совпадения
Я слышал от развратных людей, что весьма часто мужчина, с женщиной сходясь, начинает совершенно молча, что, конечно, верх чудовищности и тошноты; тем не менее Версилов, если б и хотел, то не мог бы,
кажется, иначе начать с моею матерью.
«
Я буду не один, — продолжал
я раскидывать, ходя как угорелый все эти последние дни в Москве, — никогда теперь уже не буду один, как в столько ужасных лет до сих пор: со
мной будет моя идея, которой
я никогда не изменю, даже и в том случае, если б они
мне все там понравились, и дали
мне счастье, и
я прожил бы с ними хоть десять лет!» Вот это-то впечатление, замечу вперед, вот именно эта-то двойственность планов и целей моих, определившаяся еще в Москве и которая не оставляла
меня ни на один миг в Петербурге (ибо не знаю, был ли такой день в Петербурге, который бы
я не ставил впереди моим окончательным сроком, чтобы порвать с ними и удалиться), — эта двойственность, говорю
я, и была,
кажется, одною из главнейших причин многих моих неосторожностей, наделанных в году, многих мерзостей, многих даже низостей и, уж разумеется, глупостей.
Об месте этом они
меня и не спрашивали, а просто отдали
меня на него,
кажется, в самый первый день, как
я приехал.
Версилов еще недавно имел огромное влияние на дела этого старика и был его другом, странным другом, потому что этот бедный князь, как
я заметил, ужасно боялся его, не только в то время, как
я поступил, но,
кажется, и всегда во всю дружбу.
Я говорил об этом Версилову, который с любопытством
меня выслушал;
кажется, он не ожидал, что
я в состоянии делать такие замечания, но заметил вскользь, что это явилось у князя уже после болезни и разве в самое только последнее время.
— Александра Петровна Синицкая, — ты,
кажется, ее должен был здесь встретить недели три тому, — представь, она третьего дня вдруг
мне, на мое веселое замечание, что если
я теперь женюсь, то по крайней мере могу быть спокоен, что не будет детей, — вдруг она
мне и даже с этакою злостью: «Напротив, у вас-то и будут, у таких-то, как вы, и бывают непременно, с первого даже года пойдут, увидите».
— Да, насчет денег. У него сегодня в окружном суде решается их дело, и
я жду князя Сережу, с чем-то он придет. Обещался прямо из суда ко
мне. Вся их судьба; тут шестьдесят или восемьдесят тысяч. Конечно,
я всегда желал добра и Андрею Петровичу (то есть Версилову), и,
кажется, он останется победителем, а князья ни при чем. Закон!
Она как-то вздернула лицо, скверно на
меня посмотрела и так нахально улыбнулась, что
я вдруг шагнул, подошел к князю и пробормотал, ужасно дрожа, не доканчивая ни одного слова,
кажется стуча зубами...
Если б
я был стомиллионный богач,
я бы,
кажется, находил удовольствие именно ходить в самом стареньком платье и чтоб
меня принимали за человека самого мизерного, чуть не просящего на бедность, толкали и презирали
меня: с
меня было бы довольно одного сознания».
Я не выстоял и десяти минут, подвинулся было к подушке, потом к шкатулке, но в решительную минуту каждый раз осекался: предметы эти
казались мне совсем невозможными.
— Два рубля пять копеек, — сказал
я, опять,
кажется, стуча зубами.
— Сделайте одолжение, — прибавила тотчас же довольно миловидная молоденькая женщина, очень скромно одетая, и, слегка поклонившись
мне, тотчас же вышла. Это была жена его, и,
кажется, по виду она тоже спорила, а ушла теперь кормить ребенка. Но в комнате оставались еще две дамы — одна очень небольшого роста, лет двадцати, в черном платьице и тоже не из дурных, а другая лет тридцати, сухая и востроглазая. Они сидели, очень слушали, но в разговор не вступали.
А между тем спросите, —
я бы не променял моего, может быть, даже очень пошлого лица, на его лицо, которое
казалось мне так привлекательным.
Впрочем, так буквально судить
я тогда, вероятно, не мог; это
мне теперь
кажется, что
я тогда так судил, то есть уже после события.
—
Я не из патриотизма, — сказал Крафт как бы с какой-то натугой. Все эти дебаты были,
кажется, ему неприятны.
— Вы,
кажется, изволите знать моего отца, то есть
я хочу сказать Версилова?
—
Я три года молчал,
я три года говорить готовился… Дураком
я вам, разумеется,
показаться не мог, потому что вы сами чрезвычайно умны, хотя глупее
меня вести себя невозможно, но подлецом!
— Это очень может быть верно.
Я знал вашу сестру, Лизавету Макаровну, прошлого года, в Луге… Крафт остановился и,
кажется, вас ждет; ему поворачивать.
Мне, конечно,
показалось, что это насмешка; но, взглянув пристально,
я увидал в лице его такое странное и даже удивительное простодушие, что
мне даже самому удивительно стало, как это он так серьезно попросил
меня их «простить». Он поставил стул и сел подле
меня.
Но Марья Ивановна, которой Алексей Никанорович,
кажется, очень много поверял при жизни, вывела
меня из затруднения: она написала
мне, три недели назад, решительно, чтоб
я передал документ именно вам, и что это,
кажется (ее выражение), совпадало бы и с волей Андроникова.
— Андроников сам в этом деле путался, так именно говорит Марья Ивановна. Этого дела,
кажется, никто не может распутать. Тут черт ногу переломит!
Я же знаю, что вы тогда сами были в Эмсе…
Его оригинальный ум, его любопытный характер, какие-то там его интриги и приключения и то, что была при нем моя мать, — все это,
казалось, уже не могло бы остановить
меня; довольно было и того, что моя фантастическая кукла разбита и что
я, может быть, уже не могу любить его больше.
Мне встретился маленький мальчик, такой маленький, что странно, как он мог в такой час очутиться один на улице; он,
кажется, потерял дорогу; одна баба остановилась было на минуту его выслушать, но ничего не поняла, развела руками и пошла дальше, оставив его одного в темноте.
— Вы уверяете, что слышали, а между тем вы ничего не слышали. Правда, в одном и вы справедливы: если
я сказал, что это дело «очень простое», то забыл прибавить, что и самое трудное. Все религии и все нравственности в мире сводятся на одно: «Надо любить добродетель и убегать пороков». Чего бы,
кажется, проще? Ну-тка, сделайте-ка что-нибудь добродетельное и убегите хоть одного из ваших пороков, попробуйте-ка, — а? Так и тут.
В мечтах моих
я уже не раз схватывал тот момент в будущем, когда сознание мое будет слишком удовлетворено, а могущества
покажется слишком мало.
Мне сперва
казалось это оригинальным, как бы выходившим из обыденных казенных условий; к тому же
я терпеть не мог женщин.
Я тотчас привез доктора, он что-то прописал, и мы провозились всю ночь, мучая крошку его скверным лекарством, а на другой день он объявил, что уже поздно, и на просьбы мои — а впрочем,
кажется, на укоры — произнес с благородною уклончивостью: «
Я не Бог».
Когда
я вошел,
мне мелькнуло, что мать тотчас же и быстро прервала нить своего разговора с Татьяной Павловной,
кажется весьма оживленного.
Кроме глаз ее нравился
мне овал ее продолговатого лица, и,
кажется, если б только на капельку были менее широки ее скулы, то не только в молодости, но даже и теперь она могла бы назваться красивою.
— Это ты про Васина говоришь их, Лиза? Надо сказать его, а не их. Извини, сестра, что
я поправляю, но
мне горько, что воспитанием твоим,
кажется, совсем пренебрегли.
— Здравствуйте; все в сборе; даже и он в том числе? Слышал его голос еще из передней;
меня бранил,
кажется?
Представьте себе, во
мне это,
кажется, одно из болезненных или, лучше, неправильных впечатлений детства.
— Мама, а не помните ли вы, как вы были в деревне, где
я рос,
кажется, до шести — или семилетнего моего возраста, и, главное, были ли вы в этой деревне в самом деле когда-нибудь, или
мне только как во сне мерещится, что
я вас в первый раз там увидел?
Я вас давно уже хотел об этом спросить, да откладывал; теперь время пришло.
Помню еще около дома огромные деревья, липы
кажется, потом иногда сильный свет солнца в отворенных окнах, палисадник с цветами, дорожку, а вас, мама, помню ясно только в одном мгновении, когда
меня в тамошней церкви раз причащали и вы приподняли
меня принять дары и поцеловать чашу; это летом было, и голубь пролетел насквозь через купол, из окна в окно…
— Кое-что припоминаю, мой милый, именно ты что-то
мне тогда рассказал… басню или из «Горе от ума»,
кажется? Какая же у тебя память, однако!
Тем и кончилось, что свезли
меня в пансион, к Тушару, в вас влюбленного и невинного, Андрей Петрович, и пусть,
кажется, глупейший случай, то есть вся-то встреча наша, а, верите ли,
я ведь к вам потом, через полгода, от Тушара бежать хотел!
— Все это — вздор! Обещаю, что съеду без скандалу — и довольно. Это вы для матери хлопочете? А
мне так
кажется, что спокойствие матери вам тут решительно все равно, и вы только так говорите.
— Друг мой,
я с тобой согласен во всем вперед; кстати, ты о плече слышал от
меня же, а стало быть, в сию минуту употребляешь во зло мое же простодушие и мою же доверчивость; но согласись, что это плечо, право, было не так дурно, как оно
кажется с первого взгляда, особенно для того времени; мы ведь только тогда начинали.
Я, конечно, ломался, но
я ведь тогда еще не знал, что ломаюсь. Разве ты, например, никогда не ломаешься в практических случаях?
В виде гарантии
я давал ему слово, что если он не захочет моих условий, то есть трех тысяч, вольной (ему и жене, разумеется) и вояжа на все четыре стороны (без жены, разумеется), — то пусть скажет прямо, и
я тотчас же дам ему вольную, отпущу ему жену, награжу их обоих,
кажется теми же тремя тысячами, и уж не они от
меня уйдут на все четыре стороны, а
я сам от них уеду на три года в Италию, один-одинехонек.
— Да, слушайте, хотите,
я вам скажу в точности, для чего вы теперь ко
мне приходили?
Я все это время сидел и спрашивал себя: в чем тайна этого визита, и наконец,
кажется, теперь догадался.
Мне всегда
казалось, что бывали минуты, когда он очень любил
меня.
Когда
я уселся напротив него, то
мне даже самому
показалось, что
я, олицетворенный бред и горячка, уселся напротив олицетворенной золотой середины и прозы.
Крик, однако, тотчас затих, как вдруг отворилась дверь рядом с моею, от соседок, и одна молодая, как
показалось мне, женщина быстро вырвалась и побежала вниз по лестнице.
Я скоро сошел с дивана, потому что подслушивать
показалось мне стыдно, и перебрался на мое старое место, у окна, на плетеном стуле.
Я отворил дверь как раз в ту минуту, когда он выпрыгнул в коридор от соседок и,
кажется, буквально, то есть руками, выпихнутый ими.
Я не садился и ждал минуты две-три; почти уже смеркалось, и темная квартирка Татьяны Павловны
казалась еще неприветливее от бесконечного, везде развешанного ситца.
— Да почему же, почему же? А ведь, пожалуй, что и можно бы у него справиться! Этот немец, Крафт, не болтун и,
я помню, пречестный — право, расспросить бы его! Только его,
кажется, теперь в Петербурге нет…
— Дайте ему в щеку! Дайте ему в щеку! — прокричала Татьяна Павловна, а так как Катерина Николаевна хоть и смотрела на
меня (
я помню все до черточки), не сводя глаз, но не двигалась с места, то Татьяна Павловна, еще мгновение, и наверно бы сама исполнила свой совет, так что
я невольно поднял руку, чтоб защитить лицо; вот из-за этого-то движения ей и
показалось, что
я сам замахиваюсь.
А потом, согласитесь сами, выскочить из спальни женщины
мне уже
показалось до того монстрюозным, что
я решился скорее молча выносить ваши плевки, но не
показываться…
Объяснение это последовало при странных и необыкновенных обстоятельствах.
Я уже упоминал, что мы жили в особом флигеле на дворе; эта квартира была помечена тринадцатым номером. Еще не войдя в ворота,
я услышал женский голос, спрашивавший у кого-то громко, с нетерпением и раздражением: «Где квартира номер тринадцать?» Это спрашивала дама, тут же близ ворот, отворив дверь в мелочную лавочку; но ей там,
кажется, ничего не ответили или даже прогнали, и она сходила с крылечка вниз, с надрывом и злобой.