Неточные совпадения
Софья Андреева (эта восемнадцатилетняя дворовая, то есть
мать моя) была круглою сиротою уже несколько лет; покойный же отец ее, чрезвычайно уважавший Макара Долгорукого и ему чем-то обязанный, тоже дворовый, шесть лет
перед тем, помирая, на одре смерти, говорят даже, за четверть часа до последнего издыхания, так что за нужду можно бы было принять и за бред, если бы он и без того не был неправоспособен, как крепостной, подозвав Макара Долгорукого, при всей дворне и при присутствовавшем священнике, завещал ему вслух и настоятельно, указывая на дочь: «Взрасти и возьми за себя».
Вопросов я наставил много, но есть один самый важный, который, замечу, я не осмелился прямо задать моей
матери, несмотря на то что так близко сошелся с нею прошлого года и, сверх того, как грубый и неблагодарный щенок, считающий, что
перед ним виноваты, не церемонился с нею вовсе.
Но
мать, сестра, Татьяна Павловна и все семейство покойного Андроникова (одного месяца три
перед тем умершего начальника отделения и с тем вместе заправлявшего делами Версилова), состоявшее из бесчисленных женщин, благоговели
перед ним, как
перед фетишем.
Когда мне
мать подавала утром,
перед тем как мне идти на службу, простылый кофей, я сердился и грубил ей, а между тем я был тот самый человек, который прожил весь месяц только на хлебе и на воде.
— Ах, Господи, какое с его стороны великодушие! — крикнула Татьяна Павловна. — Голубчик Соня, да неужели ты все продолжаешь говорить ему вы? Да кто он такой, чтоб ему такие почести, да еще от родной своей
матери! Посмотри, ведь ты вся законфузилась
перед ним, срам!
— Представьте себе, — вскипела она тотчас же, — он считает это за подвиг! На коленках, что ли, стоять
перед тобой, что ты раз в жизни вежливость оказал? Да и это ли вежливость! Что ты в угол-то смотришь, входя? Разве я не знаю, как ты
перед нею рвешь и мечешь! Мог бы и мне сказать «здравствуй», я пеленала тебя, я твоя крестная
мать.
— Господи! Это все так и было, — сплеснула
мать руками, — и голубочка того как есть помню. Ты
перед самой чашей встрепенулся и кричишь: «Голубок, голубок!»
Главное, провозглашая о своей незаконнорожденности, что само собою уже клевета, ты тем самым разоблачал тайну твоей
матери и, из какой-то ложной гордости, тащил свою
мать на суд
перед первою встречною грязью.
Но, чтобы обратиться к нашему, то замечу про
мать твою, что она ведь не все молчит; твоя
мать иногда и скажет, но скажет так, что ты прямо увидишь, что только время потерял говоривши, хотя бы даже пять лет
перед тем постепенно ее приготовлял.
Я был у ней доселе всего лишь один раз, в начале моего приезда из Москвы, по какому-то поручению от
матери, и помню: зайдя и
передав порученное, ушел через минуту, даже и не присев, а она и не попросила.
А я в этот микроскоп, еще тридцать пять лет
перед тем, смотрел у Александра Владимировича Малгасова, господина нашего, дядюшки Андрея Петровичева по
матери, от которого вотчина и отошла потом, по смерти его, к Андрею Петровичу.
Когда
мать передала ему препоручения Печорина, стараясь объяснить, как выгодно было бы взяться за дело князя, и стала удивляться тому, что Печорин не объяснился сам, тогда Красинский вдруг вскочил с своего места, светлая мысль озарила лицо его, и воскликнул, ударив рукою по столу: «Да, я пойду к этому князю!» Потом он стал ходить по комнате мерными шагами, делая иногда бессвязные восклицания.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове; ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них? не нужно тебе глядеть на них. Тебе есть примеры другие —
перед тобою
мать твоя. Вот каким примерам ты должна следовать.
Коли терпеть, так
матери, // Я
перед Богом грешница, // А не дитя мое!
«Да нынче что? Четвертый абонемент… Егор с женою там и
мать, вероятно. Это значит — весь Петербург там. Теперь она вошла, сняла шубку и вышла на свет. Тушкевич, Яшвин, княжна Варвара… — представлял он себе — Что ж я-то? Или я боюсь или
передал покровительство над ней Тушкевичу? Как ни смотри — глупо, глупо… И зачем она ставит меня в это положение?» сказал он, махнув рукой.
Брат же, на другой день приехав утром к Вронскому, сам спросил его о ней, и Алексей Вронский прямо сказал ему, что он смотрит на свою связь с Карениной как на брак; что он надеется устроить развод и тогда женится на ней, а до тех пор считает ее такою же своею женой, как и всякую другую жену, и просит его так
передать матери и своей жене.
Вронский вошел в вагон.
Мать его, сухая старушка с черными глазами и букольками, щурилась, вглядываясь в сына, и слегка улыбалась тонкими губами. Поднявшись с диванчика и
передав горничной мешочек, она подала маленькую сухую руку сыну и, подняв его голову от руки, поцеловала его в лицо.