Неточные совпадения
Браки дворовых,
как известно, происходили во времена крепостного права с дозволения
господ, а иногда и прямо по распоряжению их.
Да, действительно, я еще не смыслю, хотя сознаюсь в этом вовсе не из гордости, потому что знаю, до
какой степени глупа в двадцатилетнем верзиле такая неопытность; только я скажу этому
господину, что он сам не смыслит, и докажу ему это.
— Нет, просто Долгорукий, сын бывшего крепостного Макара Долгорукого и незаконный сын моего бывшего
барина господина Версилова. Не беспокойтесь,
господа: я вовсе не для того, чтобы вы сейчас же бросились ко мне за это на шею и чтобы мы все завыли
как телята от умиления!
— Тут причина ясная: они выбирают Бога, чтоб не преклоняться перед людьми, — разумеется, сами не ведая,
как это в них делается: преклониться пред Богом не так обидно. Из них выходят чрезвычайно горячо верующие — вернее сказать, горячо желающие верить; но желания они принимают за самую веру. Из этаких особенно часто бывают под конец разочаровывающиеся. Про
господина Версилова я думаю, что в нем есть и чрезвычайно искренние черты характера. И вообще он меня заинтересовал.
Хозяйка перекликалась с ним тоненьким и веселеньким голоском, и уж по голосу слышалось, что посетитель ей давно знаком, уважаем ею и ценим, и
как солидный гость и
как веселый
господин.
Веселый
господин кричал и острил, но дело шло только о том, что Васина нет дома, что он все никак не может застать его, что это ему на роду написано и что он опять,
как тогда, подождет, и все это, без сомнения, казалось верхом остроумия хозяйке.
Это был хорошо одетый
господин, очевидно у лучшего портного,
как говорится, «по-барски», а между тем всего менее в нем имелось барского, и, кажется, несмотря на значительное желание иметь.
Он еще не успел и сесть,
как мне вдруг померещилось, что это, должно быть, отчим Васина, некий
господин Стебельков, о котором я уже что-то слышал, но до того мельком, что никак бы не мог сказать, что именно: помнил только, что что-то нехорошее.
Какие-то
господа без сюртуков, в одних жилетах, с растрепанными бородами, развязные и любопытные.
— Вообще, я не мог многого извлечь из того, что говорил
господин Стебельков, — заключил я о Стебелькове, — он как-то сбивчиво говорит… и
как будто в нем что-то такое легкомысленное…
А она бегала в адресный стол, узнала, где
господин Версилов живет, пришла: «Сегодня же, говорит, сейчас отнесу ему деньги и в лицо шваркну; он меня, говорит, оскорбить хотел,
как Сафронов (это купец-то наш); только Сафронов оскорбил
как грубый мужик, а этот
как хитрый иезуит».
—
Как не знать. Крафт третьего дня для того и повел меня к себе… от тех
господ, чтоб передать мне это письмо, а я вчера передал Версилову.
— До сих пор еще не спросил! Только вчера в первый раз,
как я в слове оговорилась, удостоили обратить внимание, милостивый государь,
господин мудрец.
Служанка действовала с невыразимою медленностью, и это нарочно,
как все служанки в таких случаях, когда приметят, что они
господам мешают при них говорить.
Опускаю подробности и не привожу всю нить разговора, чтоб не утомлять. Смысл в том, что он сделал мне предложение «познакомить его с
господином Дергачевым, так
как вы там бываете!»
И действительно, в два часа пополудни пожаловал к нему один барон Р., полковник, военный,
господин лет сорока, немецкого происхождения, высокий, сухой и с виду очень сильный физически человек, тоже рыжеватый,
как и Бьоринг, и немного только плешивый.
Мама стала просить их обоих «не оставить сиротки, все равно он что сиротка теперь, окажите благодеяние ваше…» — и она со слезами на глазах поклонилась им обоим, каждому раздельно, каждому глубоким поклоном, именно
как кланяются «из простых», когда приходят просить о чем-нибудь важных
господ.
— Самоубийство есть самый великий грех человеческий, — ответил он, вздохнув, — но судья тут — един лишь
Господь, ибо ему лишь известно все, всякий предел и всякая мера. Нам же беспременно надо молиться о таковом грешнике. Каждый раз,
как услышишь о таковом грехе, то, отходя ко сну, помолись за сего грешника умиленно; хотя бы только воздохни о нем к Богу; даже хотя бы ты и не знал его вовсе, — тем доходнее твоя молитва будет о нем.
Я, разумеется, ожидал стоя, очень хорошо зная, что мне,
как «такому же
барину», неприлично и невозможно сесть в передней, где были лакеи.
Главное, он не успел еще вникнуть: известили его обо всем анонимно,
как оказалось после (и об чем я упомяну потом), и он налетел еще в том состоянии взбесившегося
господина, в котором даже и остроумнейшие люди этой национальности готовы иногда драться,
как сапожники.