Неточные совпадения
— Тут причина ясная: они выбирают Бога, чтоб не преклоняться перед людьми, — разумеется, сами не ведая, как это в них делается: преклониться пред Богом не так обидно. Из них выходят чрезвычайно горячо верующие — вернее сказать, горячо желающие верить; но желания они принимают
за самую веру. Из этаких особенно часто бывают под конец разочаровывающиеся.
Про господина Версилова я думаю,
что в нем есть и чрезвычайно искренние черты характера. И вообще он меня заинтересовал.
Даже
про Крафта вспоминал с горьким и кислым чувством
за то,
что тот меня вывел сам в переднюю, и так было вплоть до другого дня, когда уже все совершенно
про Крафта разъяснилось и сердиться нельзя было.
— Совсем нет, не приписывайте мне глупостей. Мама, Андрей Петрович сейчас похвалил меня
за то,
что я засмеялся; давайте же смеяться —
что так сидеть! Хотите, я вам
про себя анекдоты стану рассказывать? Тем более
что Андрей Петрович совсем ничего не знает из моих приключений.
— Нет-с, — поднял он вверх обе брови, — это вы меня спросите
про господина Версилова!
Что я вам говорил сейчас насчет основательности? Полтора года назад, из-за этого ребенка, он бы мог усовершенствованное дельце завершить — да-с, а он шлепнулся, да-с.
— Вот мама посылает тебе твои шестьдесят рублей и опять просит извинить ее
за то,
что сказала
про них Андрею Петровичу, да еще двадцать рублей. Ты дал вчера
за содержание свое пятьдесят; мама говорит,
что больше тридцати с тебя никак нельзя взять, потому
что пятидесяти на тебя не вышло, и двадцать рублей посылает сдачи.
Замечу, между прочим,
что в том,
что он заговорил со мной
про французскую революцию, я увидел какую-то еще прежнюю хитрость его, меня очень забавлявшую: он все еще продолжал считать меня
за какого-то революционера и во все разы, как меня встречал, находил необходимым заговорить о чем-нибудь в этом роде.
— Оставь шутки, Лиза. Один умный человек выразился на днях,
что во всем этом прогрессивном движении нашем
за последние двадцать лет мы прежде всего доказали,
что грязно необразованны. Тут, конечно, и
про наших университетских было сказано.
— Два месяца назад я здесь стоял
за портьерой… вы знаете… а вы говорили с Татьяной Павловной
про письмо. Я выскочил и, вне себя, проговорился. Вы тотчас поняли,
что я что-то знаю… вы не могли не понять… вы искали важный документ и опасались
за него… Подождите, Катерина Николавна, удерживайтесь еще говорить. Объявляю вам,
что ваши подозрения были основательны: этот документ существует… то есть был… я его видел; это — ваше письмо к Андроникову, так ли?
— Ваши бывшие интриги и ваши сношения — уж конечно, эта тема между нами неприлична, и даже было бы глупо с моей стороны; но я, именно
за последнее время,
за последние дни, несколько раз восклицал
про себя:
что, если б вы любили хоть когда-нибудь эту женщину, хоть минутку? — о, никогда бы вы не сделали такой страшной ошибки на ее счет в вашем мнении о ней, как та, которая потом вышла!
— А вот такие сумасшедшие в ярости и пишут, когда от ревности да от злобы ослепнут и оглохнут, а кровь в яд-мышьяк обратится… А ты еще не знал
про него, каков он есть! Вот его и прихлопнут теперь
за это, так
что только мокренько будет. Сам под секиру лезет! Да лучше поди ночью на Николаевскую дорогу, положи голову на рельсы, вот и оттяпали бы ее ему, коли тяжело стало носить! Тебя-то
что дернуло говорить ему! Тебя-то
что дергало его дразнить? Похвалиться вздумал?
Я начал было плакать, не знаю с
чего; не помню, как она усадила меня подле себя, помню только, в бесценном воспоминании моем, как мы сидели рядом, рука в руку, и стремительно разговаривали: она расспрашивала
про старика и
про смерть его, а я ей об нем рассказывал — так
что можно было подумать,
что я плакал о Макаре Ивановиче, тогда как это было бы верх нелепости; и я знаю,
что она ни
за что бы не могла предположить во мне такой совсем уж малолетней пошлости.
Неточные совпадения
Еремеевна. Все дядюшка напугал. Чуть было в волоски ему не вцепился. А ни
за что… ни
про что…
— Мы не
про то говорим, чтоб тебе с богом спорить, — настаивали глуповцы, — куда тебе, гунявому, на́бога лезти! а ты вот
что скажи:
за чьи бесчинства мы, сироты, теперича помирать должны?
Вронскому было сначала неловко
за то,
что он не знал и первой статьи о Двух Началах,
про которую ему говорил автор как
про что-то известное.
Несмотря на всё это, к концу этого дня все,
за исключением княгини, не прощавшей этот поступок Левину, сделались необыкновенно оживлены и веселы, точно дети после наказанья или большие после тяжелого официального приема, так
что вечером
про изгнание Васеньки в отсутствие княгини уже говорилось как
про давнишнее событие.
На Царицынской станции поезд был встречен стройным хором молодых людей, певших: «Славься». Опять добровольцы кланялись и высовывались, но Сергей Иванович не обращал на них внимания; он столько имел дел с добровольцами,
что уже знал их общий тип, и это не интересовало его. Катавасов же,
за своими учеными занятиями не имевший случая наблюдать добровольцев, очень интересовался ими и расспрашивал
про них Сергея Ивановича.