Неточные совпадения
— Вы решительно — несчастье моей
жизни, Татьяна Павловна; никогда не буду при вас сюда ездить! — и я с искренней досадой хлопнул ладонью по столу;
мама вздрогнула, а Версилов странно посмотрел на меня. Я вдруг рассмеялся и попросил у них прощения.
«Мамочка,
мама, раз-то в
жизни была ты у меня…
— Не женщина для всех, кроме
мамы! В
жизнь не поверю, чтоб
мама не ревновала! — вскричал я.
— Ты сегодня особенно меток на замечания, — сказал он. — Ну да, я был счастлив, да и мог ли я быть несчастлив с такой тоской? Нет свободнее и счастливее русского европейского скитальца из нашей тысячи. Это я, право, не смеясь говорю, и тут много серьезного. Да я за тоску мою не взял бы никакого другого счастья. В этом смысле я всегда был счастлив, мой милый, всю
жизнь мою. И от счастья полюбил тогда твою
маму в первый раз в моей
жизни.
Впрочем, в встрече его с нею и в двухлетних страданиях его было много и сложного: «он не захотел фатума
жизни; ему нужна была свобода, а не рабство фатума; через рабство фатума он принужден был оскорбить
маму, которая просидела в Кенигсберге…» К тому же этого человека, во всяком случае, я считал проповедником: он носил в сердце золотой век и знал будущее об атеизме; и вот встреча с нею все надломила, все извратила!
Правда,
мама все равно не дала бы ему спокойствия, но это даже тем бы и лучше: таких людей надо судить иначе, и пусть такова и будет их
жизнь всегда; и это — вовсе не безобразие; напротив, безобразием было бы то, если б они успокоились или вообще стали бы похожими на всех средних людей.
Мало того: Лиза уверяет о какой-то развязке «вечной истории» и о том, что у
мамы о нем имеются некоторые сведения, и уже позднейшие; сверх того, там несомненно знают и про письмо Катерины Николаевны (это я сам приметил) и все-таки не верят его «воскресению в новую
жизнь», хотя и выслушали меня внимательно.
Неточные совпадения
Знатная дама, чье лицо и фигура, казалось, могли отвечать лишь ледяным молчанием огненным голосам
жизни, чья тонкая красота скорее отталкивала, чем привлекала, так как в ней чувствовалось надменное усилие воли, лишенное женственного притяжения, — эта Лилиан Грэй, оставаясь наедине с мальчиком, делалась простой
мамой, говорившей любящим, кротким тоном те самые сердечные пустяки, какие не передашь на бумаге, — их сила в чувстве, не в самих них.
— «
Мама, — отвечает ей, — не плачь,
жизнь есть рай, и все мы в раю, да не хотим знать того, а если бы захотели узнать, завтра же и стал бы на всем свете рай».
Обманута, обижена, убита // Снегурочка. О мать, Весна-Красна! // Бегу к тебе, и с жалобой и с просьбой: // Любви прошу, хочу любить. Отдай // Снегурочке девичье сердце,
мама! // Отдай любовь иль
жизнь мою возьми!
Аня.
Мама!..
Мама, ты плачешь? Милая, добрая, хорошая моя
мама, моя прекрасная, я люблю тебя… я благословляю тебя. Вишневый сад продан, его уже нет, это правда, правда, но не плачь,
мама, у тебя осталась
жизнь впереди, осталась твоя хорошая, чистая душа… Пойдем со мной, пойдем, милая, отсюда, пойдем!.. Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты увидишь его, поймешь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу, как солнце в вечерний час, и ты улыбнешься,
мама! Пойдем, милая! Пойдем!..
Аня. Очень! Начинается новая
жизнь,
мама!