Неточные совпадения
Но, разглядев две наши отворенные
двери, проворно притворила свою, оставив щелку и из нее прислушиваясь на лестницу до тех пор, пока не замолкли совсем шаги убежавшей вниз Оли. Я вернулся
к моему окну. Все затихло. Случай пустой, а может
быть, и смешной, и я перестал об нем думать.
Он быстро, с прискоком присел на диване и стал прислушиваться
к той
двери,
к которой
был приставлен диван.
Вскочила это она, кричит благим матом, дрожит: „Пустите, пустите!“ Бросилась
к дверям,
двери держат, она вопит; тут подскочила давешняя, что приходила
к нам, ударила мою Олю два раза в щеку и вытолкнула в
дверь: „Не стоишь, говорит, ты, шкура, в благородном доме
быть!“ А другая кричит ей на лестницу: „Ты сама
к нам приходила проситься, благо
есть нечего, а мы на такую харю и глядеть-то не стали!“ Всю ночь эту она в лихорадке пролежала, бредила, а наутро глаза сверкают у ней, встанет, ходит: „В суд, говорит, на нее, в суд!“ Я молчу: ну что, думаю, тут в суде возьмешь, чем докажешь?
Он примолк. Мы уже дошли до выходной
двери, а я все шел за ним. Он отворил
дверь; быстро ворвавшийся ветер потушил мою свечу. Тут я вдруг схватил его за руку;
была совершенная темнота. Он вздрогнул, но молчал. Я припал
к руке его и вдруг жадно стал ее целовать, несколько раз, много раз.
— Послушайте, батюшка, — начал я еще из
дверей, — что значит, во-первых, эта записка? Я не допускаю переписки между мною и вами. И почему вы не объявили то, что вам надо, давеча прямо у князя: я
был к вашим услугам.
— Скажите, — вдруг остановила она меня уже совсем у
дверей, — вы сами видели, что… то письмо… разорвано? Вы хорошо это запомнили? Почему вы тогда узнали, что это
было то самое письмо
к Андроникову?
В эту минуту вдруг показалась в
дверях Катерина Николаевна. Она
была одета как для выезда и, как и прежде это бывало, зашла
к отцу поцеловать его. Увидя меня, она остановилась, смутилась, быстро повернулась и вышла.
— Вы все говорите «тайну»; что такое «восполнивши тайну свою»? — спросил я и оглянулся на
дверь. Я рад
был, что мы одни и что кругом стояла невозмутимая тишина. Солнце ярко светило в окно перед закатом. Он говорил несколько высокопарно и неточно, но очень искренно и с каким-то сильным возбуждением, точно и в самом деле
был так рад моему приходу. Но я заметил в нем несомненно лихорадочное состояние, и даже сильное. Я тоже
был больной, тоже в лихорадке, с той минуты, как вошел
к нему.
— Мадье де Монжо? — повторил он вдруг опять на всю залу, не давая более никаких объяснений, точно так же как давеча глупо повторял мне у
двери, надвигаясь на меня: Dolgorowky? Поляки вскочили с места, Ламберт выскочил из-за стола, бросился
было к Андрееву, но, оставив его, подскочил
к полякам и принялся униженно извиняться перед ними.
Она скрылась, с негодованием хлопнув
дверью. В бешенстве от наглого, бесстыдного цинизма самых последних ее слов, — цинизма, на который способна лишь женщина, я выбежал глубоко оскорбленный. Но не
буду описывать смутных ощущений моих, как уже и дал слово;
буду продолжать лишь фактами, которые теперь все разрешат. Разумеется, я пробежал мимоходом опять
к нему и опять от няньки услышал, что он не бывал вовсе.
Но потерянность моя все еще продолжалась; я принял деньги и пошел
к дверям; именно от потерянности принял, потому что надо
было не принять; но лакей, уж конечно желая уязвить меня, позволил себе одну самую лакейскую выходку: он вдруг усиленно распахнул предо мною
дверь и, держа ее настежь, проговорил важно и с ударением, когда я проходил мимо...
Ни Альфонсинки, ни хозяина уже давно не
было дома. Хозяйку я ни о чем не хотел расспрашивать, да и вообще положил прекратить с ними всякие сношения и даже съехать как можно скорей с квартиры; а потому, только что принесли мне кофей, я заперся опять на крючок. Но вдруг постучали в мою
дверь;
к удивлению моему, оказался Тришатов.
Он хотел броситься обнимать меня; слезы текли по его лицу; не могу выразить, как сжалось у меня сердце: бедный старик
был похож на жалкого, слабого, испуганного ребенка, которого выкрали из родного гнезда какие-то цыгане и увели
к чужим людям. Но обняться нам не дали: отворилась
дверь, и вошла Анна Андреевна, но не с хозяином, а с братом своим, камер-юнкером. Эта новость ошеломила меня; я встал и направился
к двери.
Дверь к князю
была отворена, и там раздавался громовый голос, который я тотчас признал, — голос Бьоринга.
— Ах, этот «двойник»! — ломала руки Татьяна Павловна. — Ну, нечего тут, — решилась она вдруг, — бери шапку, шубу и — вместе марш. Вези нас, матушка, прямо
к ним. Ах, далеко! Марья, Марья, если Катерина Николаевна приедет, то скажи, что я сейчас
буду и чтоб села и ждала меня, а если не захочет ждать, то запри
дверь и не выпускай ее силой. Скажи, что я так велела! Сто рублей тебе, Марья, если сослужишь службу.
— Oh! Madame, je suis bien reconnaissant. Mademoiselle, je vous prie, restez de grâce! [О! Сударыня, я вам очень признателен. Прошу вас, мадемуазель, пожалуйста, останьтесь! (фр.)] — бросился он, почтительно устремляя руки вперед, чтоб загородить дорогу Марфеньке, которая пошла
было к дверям. — Vraiment, je ne puis pas: j’ai des visites а faire… Ah, diable, çа n’entre pas… [Но я, право, не могу: я должен сделать несколько визитов… А, черт, не надеваются… (фр.)]
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит
к двери, но в это время
дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет
к тебе в дом целый полк на постой. А если что, велит запереть
двери. «Я тебя, — говорит, — не
буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный,
поешь селедки!»
Предводитель
был выбран значительным большинством. Всё зашумело и стремительно бросилось
к двери. Снетков вошел, и дворянство окружило его поздравляя.
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное лицо, она вошла в комнату больного и, неторопливо повернувшись, бесшумно затворила
дверь. Неслышными шагами она быстро подошла
к одру больного и, зайдя так, чтоб ему не нужно
было поворачивать головы, тотчас же взяла в свою свежую молодую руку остов его огромной руки, пожала ее и с той, только женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала говорить с ним.
Константин Левин заглянул в
дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина, в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит на диване. Брата не видно
было. У Константина больно сжалось сердце при мысли о том, в среде каких чужих людей живет его брат. Никто не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался
к тому, что говорил господин в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.