Неточные совпадения
Странно, мне, между прочим, понравилось в его письмеце (одна маленькая страничка малого формата), что он ни слова не упомянул об университете, не просил меня переменить решение, не укорял, что не хочу учиться, — словом, не выставлял никаких родительских финтифлюшек в этом роде, как это
бывает по обыкновению, а между тем это-то и было худо
с его стороны в том смысле, что еще пуще обозначало его ко мне небрежность.
Из какого-то смердящего добродушия я иногда
бывал готов поддакивать даже какому-нибудь светскому фату, единственно обольщенный его вежливостью, или ввязывался в спор
с дураком, что всего непростительнее.
— Александра Петровна Синицкая, — ты, кажется, ее должен был здесь встретить недели три тому, — представь, она третьего дня вдруг мне, на мое веселое замечание, что если я теперь женюсь, то по крайней мере могу быть спокоен, что не будет детей, — вдруг она мне и даже
с этакою злостью: «Напротив, у вас-то и будут, у таких-то, как вы, и
бывают непременно,
с первого даже года пойдут, увидите».
Я запомнил только, что эта бедная девушка была недурна собой, лет двадцати, но худа и болезненного вида, рыжеватая и
с лица как бы несколько похожая на мою сестру; эта черта мне мелькнула и уцелела в моей памяти; только Лиза никогда не
бывала и, уж конечно, никогда и не могла быть в таком гневном исступлении, в котором стояла передо мной эта особа: губы ее были белы, светло-серые глаза сверкали, она вся дрожала от негодования.
— Это… родственник Андрея Петровича, — пробормотал мой досадный князь. (Как досадны
бывают иногда эти старички,
с их привычками!) Молодой князь тотчас же догадался.
Но уж и досталось же ему от меня за это! Я стал страшным деспотом. Само собою, об этой сцене потом у нас и помину не было. Напротив, мы встретились
с ним на третий же день как ни в чем не
бывало — мало того: я был почти груб в этот второй вечер, а он тоже как будто сух. Случилось это опять у меня; я почему-то все еще не пошел к нему сам, несмотря на желание увидеть мать.
Они оставались там минут десять совсем не слышно и вдруг громко заговорили. Заговорили оба, но князь вдруг закричал, как бы в сильном раздражении, доходившем до бешенства. Он иногда
бывал очень вспыльчив, так что даже я спускал ему. Но в эту самую минуту вошел лакей
с докладом; я указал ему на их комнату, и там мигом все затихло. Князь быстро вышел
с озабоченным лицом, но
с улыбкой; лакей побежал, и через полминуты вошел к князю гость.
Я видел,
с каким мучением и
с каким потерянным взглядом обернулся было князь на миг к Стебелькову; но Стебельков вынес взгляд как ни в чем не
бывало и, нисколько не думая стушевываться, развязно сел на диван и начал рукой ерошить свои волосы, вероятно в знак независимости.
Я хочу вам признаться, что я уже несколько раз благословлял вашу доброту и ту деликатность,
с которою вы пригласили меня
бывать у вас…
Там было ужасно нараспашку, и хотя
бывали и офицеры, и богачи купцы, но все происходило
с грязнотцой, что многих, впрочем, и привлекало.
Опускаю подробности и не привожу всю нить разговора, чтоб не утомлять. Смысл в том, что он сделал мне предложение «познакомить его
с господином Дергачевым, так как вы там
бываете!»
— Ничего ему не будет, мама, никогда ему ничего не
бывает, никогда ничего
с ним не случится и не может случиться. Это такой человек! Вот Татьяна Павловна, ее спросите, коли не верите, вот она. (Татьяна Павловна вдруг вошла в комнату.) Прощайте, мама. Я к вам сейчас, и когда приду, опять спрошу то же самое…
— А Катерина Николаевна опять в свет «ударилась», праздник за праздником, совсем блистает; говорят, все даже придворные влюблены в нее… а
с господином Бьорингом все совсем оставили, и не
бывать свадьбе; все про то утверждают…
с того самого будто бы разу.
— Анна Андреевна особенно приказали узнать про ваше здоровье, — проговорила она совсем шепотом, — и очень приказали просить
побывать к ней, только что вы выходить начнете. Прощайте-с. Выздоравливайте-с, а я так и скажу…
«У меня
с рук не сходила, — вспоминал старик, —
бывало, и ходить учу, поставлю в уголок шага за три да и зову ее, а она-то ко мне колыхается через комнату, и не боится, смеется, а добежит до меня, бросится и за шею обымет.
О, я чувствовал, что она лжет (хоть и искренно, потому что лгать можно и искренно) и что она теперь дурная; но удивительно, как
бывает с женщинами: этот вид порядочности, эти высшие формы, эта недоступность светской высоты и гордого целомудрия — все это сбило меня
с толку, и я стал соглашаться
с нею во всем, то есть пока у ней сидел; по крайней мере — не решился противоречить.
Начну
с того, что для меня и сомнения нет, что он любил маму, и если бросил ее и «разженился»
с ней, уезжая, то, конечно, потому, что слишком заскучал или что-нибудь в этом роде, что, впрочем,
бывает и со всеми на свете, но что объяснить всегда трудно.
Но особенно грустно мне было припоминать ее глубоко удивленные взгляды, которые я часто заставал на себе во все наше время: в них сказывалось совершенное понимание своей судьбы и ожидавшего ее будущего, так что мне самому даже
бывало тяжело от этих взглядов, хотя, признаюсь, я в разговоры
с ней тогда не пускался и третировал все это как-то свысока.
Это подобно, как у великих художников в их поэмах
бывают иногда такие больные сцены, которые всю жизнь потом
с болью припоминаются, — например, последний монолог Отелло у Шекспира, Евгений у ног Татьяны, или встреча беглого каторжника
с ребенком,
с девочкой, в холодную ночь, у колодца, в «Miserables» [«Отверженных» (франц.).]
Она скоро проникла тогда в его тайну; о, может быть, и кокетничала
с ним нарочно: даже самые светлые женщины
бывают подлы в этих случаях, и это — их непреоборимый инстинкт.
Она скрылась,
с негодованием хлопнув дверью. В бешенстве от наглого, бесстыдного цинизма самых последних ее слов, — цинизма, на который способна лишь женщина, я выбежал глубоко оскорбленный. Но не буду описывать смутных ощущений моих, как уже и дал слово; буду продолжать лишь фактами, которые теперь все разрешат. Разумеется, я пробежал мимоходом опять к нему и опять от няньки услышал, что он не
бывал вовсе.
Кстати прибавлю: я не мстителен, но я злопамятен, хотя и великодушен:
бывает ли так
с другими?
Вот почему Марья, как услышала давеча, что в половине двенадцатого Катерина Николаевна будет у Татьяны Павловны и что буду тут и я, то тотчас же бросилась из дому и на извозчике прискакала
с этим известием к Ламберту. Именно про это-то она и должна была сообщить Ламберту — в том и заключалась услуга. Как раз у Ламберта в ту минуту находился и Версилов. В один миг Версилов выдумал эту адскую комбинацию. Говорят, что сумасшедшие в иные минуты ужасно
бывают хитры.
С ним
бывают иногда и припадки, почти истерические.
Неточные совпадения
Осип. Да, хорошее. Вот уж на что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу!
Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог
с ним! я человек простой».
Осип, слуга, таков, как обыкновенно
бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина. Голос его всегда почти ровен, в разговоре
с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
Хлестаков.
С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу.
С Пушкиным на дружеской ноге.
Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» — «Да так, брат, — отвечает,
бывало, — так как-то всё…» Большой оригинал.
В моей сурминской вотчине // Крестьяне все подрядчики, //
Бывало, дома скучно им, // Все на чужую сторону // Отпросятся
с весны…
— А счастье наше — в хлебушке: // Я дома в Белоруссии //
С мякиною,
с кострикою // Ячменный хлеб жевал; //
Бывало, вопишь голосом, // Как роженица корчишься, // Как схватит животы. // А ныне, милость Божия! — // Досыта у Губонина // Дают ржаного хлебушка, // Жую — не нажуюсь! —