Неточные совпадения
— Эх! Ух! — кривился чиновник, и даже дрожь его пробирала, — а ведь покойник не то
что за десять тысяч, а за десять целковых на тот
свет сживывал, — кивнул он князю. Князь с любопытством рассматривал Рогожина; казалось, тот был еще бледнее в эту минуту.
А тут, всю эту последнюю надежду, с которою умирать в десять раз легче, отнимают наверно; тут приговор, и в том,
что наверно не избегнешь, вся ужасная-то мука и сидит, и сильнее этой муки нет на
свете.
Ну, вот, это простой, обыкновенный и чистейший английский шрифт: дальше уж изящество не может идти, тут все прелесть, бисер, жемчуг; это законченно; но вот и вариация, и опять французская, я ее у одного французского путешествующего комми заимствовал: тот же английский шрифт, но черная; линия капельку почернее и потолще,
чем в английском, ан — пропорция
света и нарушена; и заметьте тоже: овал изменен, капельку круглее и вдобавок позволен росчерк, а росчерк — это наиопаснейшая вещь!
С другой стороны, опытность и глубокий взгляд на вещи подсказали Тоцкому очень скоро и необыкновенно верно,
что он имеет теперь дело с существом совершенно из ряду вон,
что это именно такое существо, которое не только грозит, но и непременно сделает, и, главное, ни пред
чем решительно не остановится, тем более
что решительно ничем в
свете не дорожит, так
что даже и соблазнить его невозможно.
Вошел тюремный пристав, тихонько, со стражей, и осторожно тронул его за плечо; тот приподнялся, облокотился, — видит
свет: «
Что такое?» — «В десятом часу смертная казнь».
Я потому их птичками зову,
что лучше птички нет ничего на
свете.
Князь шел, задумавшись; его неприятно поразило поручение, неприятно поразила и мысль о записке Гани к Аглае. Но не доходя двух комнат до гостиной, он вдруг остановился, как будто вспомнил о
чем, осмотрелся кругом, подошел к окну, ближе к
свету, и стал глядеть на портрет Настасьи Филипповны.
Уж одно то,
что Настасья Филипповна жаловала в первый раз; до сих пор она держала себя до того надменно,
что в разговорах с Ганей даже и желания не выражала познакомиться с его родными, а в самое последнее время даже и не упоминала о них совсем, точно их и не было на
свете.
— Я знаю одно великолепнейшее и новое пети-жё, — подхватил Фердыщенко, — по крайней мере такое,
что однажды только и происходило на
свете, да и то не удалось.
Князь, позвольте вас спросить, как вы думаете, мне вот всё кажется,
что на
свете гораздо больше воров,
чем неворов, и
что нет даже такого самого честного человека, который бы хоть раз в жизни чего-нибудь не украл.
К тому времени был в ужасной моде и только
что прогремел в высшем
свете прелестный роман Дюма-фиса «La dame aux camеlias», [«Дама с камелиями» (фр.).] поэма, которой, по моему мнению, не суждено ни умереть, ни состариться.
Заметим в скобках,
что и о Гавриле Ардалионовиче в доме Епанчиных никогда даже и не упоминалось, — как будто и на
свете такого человека не было, не только в их доме.
Коля мне про вас говорил,
что умнее вас и на
свете еще до сих пор не встречал…
Ан ей и приятно станет на том
свете почувствовать,
что нашелся такой же грешник, как и она, который и за нее хоть один раз на земле помолился.
Есть
что делать на нашем русском
свете, верь мне!
Остальные при входе несколько зацеремонились и чуть не сконфузились, смотрели, однако же, важно и видимо боялись как-нибудь уронить достоинство,
что странно не гармонировало с их репутацией отрицателей всех бесполезных светских мелочей, предрассудков и чуть ли не всего на
свете, кроме собственных интересов.
А то,
что вы написали про Павлищева, то уж совершенно невыносимо: вы называете этого благороднейшего человека сладострастным и легкомысленным так смело, так положительно, как будто вы и в самом деле говорите правду, а между тем это был самый целомудренный человек, какие были на
свете!
Она со слезами благодарности сообщила мне,
что только чрез вас и чрез помощь вашу и живет на
свете; она много ожидает от вас в будущем и горячо верит в будущие ваши успехи…
— Я бы удивился, совсем, впрочем, не зная
света (я сознаюсь в этом), тому,
что вы не только сами остались в обществе давешней нашей компании, для вас неприличной, но и оставили этих… девиц выслушивать дело скандальное, хотя они уже всё прочли в романах.
— Да почти ничего дальше, — продолжал Евгений Павлович, — я только хотел заметить,
что от этого дело может прямо перескочить на право силы, то есть на право единичного кулака и личного захотения, как, впрочем, и очень часто кончалось на
свете. Остановился же Прудон на праве силы. В американскую войну многие самые передовые либералы объявили себя в пользу плантаторов, в том смысле,
что негры суть негры, ниже белого племени, а стало быть, право силы за белыми…
Так знайте же,
что если я кого-нибудь здесь ненавижу, — завопил он с хрипом, с визгом, с брызгами изо рта (я вас всех, всех ненавижу!), — но вас, вас, иезуитская, паточная душонка, идиот, миллионер-благодетель, вас более всех и всего на
свете!
Сомнения нет,
что семейные мучения ее были неосновательны, причину имели ничтожную и до смешного были преувеличены; но если у кого бородавка на носу или на лбу, то ведь так и кажется,
что всем только одно было и есть на
свете, чтобы смотреть на вашу бородавку, над нею смеяться и осуждать вас за нее, хотя бы вы при этом открыли Америку.
Всего более мучило ее подозрение,
что и дочери ее становятся такие же точно «чудачки», как и она, и
что таких девиц, как они, в
свете не бывает, да и быть не должно.
Если бы, любя женщину более всего на
свете или предвкушая возможность такой любви, вдруг увидеть ее на цепи, за железною решеткой, под палкой смотрителя, — то такое впечатление было бы несколько сходно с тем,
что ощутил теперь князь.
Чем же это объяснить, по-твоему, кроме того,
что наполовину дело — мираж, не существует, вроде того, как, например,
свет луны… или другие привидения.
— Увидите; скорее усаживайтесь; во-первых, уж потому,
что собрался весь этот ваш… народ. Я так и рассчитывал,
что народ будет; в первый раз в жизни мне расчет удается! А жаль,
что не знал о вашем рождении, а то бы приехал с подарком… Ха-ха! Да, может, я и с подарком приехал! Много ли до
света?
Еще недавно рассмешило меня предположение:
что если бы мне вдруг вздумалось теперь убить кого угодно, хоть десять человек разом, или сделать что-нибудь самое ужасное,
что только считается самым ужасным на этом
свете, то в какой просак поставлен бы был предо мной суд с моими двумя-тремя неделями сроку и с уничтожением пыток и истязаний?
Правда, они говорят, и, уж конечно, князь вместе с ними,
что тут-то послушание и нужно,
что слушаться нужно без рассуждений, из одного благонравия, и
что за кротость мою я непременно буду вознагражден на том
свете.
Эта несчастная женщина глубоко убеждена,
что она самое павшее, самое порочное существо из всех на
свете.
Иногда я доводил ее до того,
что она как бы опять видела кругом себя
свет; но тотчас же опять возмущалась и до того доходила,
что меня же с горечью обвиняла за то,
что я высоко себя над нею ставлю (когда у меня и в мыслях этого не было), и прямо объявила мне, наконец, на предложение брака,
что она ни от кого не требует ни высокомерного сострадания, ни помощи, ни «возвеличения до себя».
— Я причел и себя для справедливости и для порядку; но согласитесь, князь,
что я обокрасть себя сам не мог, хотя подобные случаи и бывали на
свете…
«Я, однако же, замечаю (писала она в другом письме),
что я вас с ним соединяю, и ни разу не спросила еще, любите ли вы его? Он вас полюбил, видя вас только однажды. Он о вас как о „
свете“ вспоминал; это его собственные слова, я их от него слышала. Но я и без слов поняла,
что вы для него
свет. Я целый месяц подле него прожила и тут поняла,
что и вы его любите; вы и он для меня одно».
Таких людей на
свете чрезвычайное множество и даже гораздо более,
чем кажется; они разделяются, как и все люди, на два главные разряда: одни ограниченные, другие «гораздо поумнее».
— Нисколько, нимало, многоуважаемый и лучезарнейший князь, нимало! — восторженно вскричал Лебедев, прикладывая руку к сердцу, — а, напротив, именно и тотчас постиг,
что ни положением в
свете, ни развитием ума и сердца, ни накоплением богатств, ни прежним поведением моим, ниже познаниями, — ничем вашей почтенной и высоко предстоящей надеждам моим доверенности не заслуживаю; а
что если и могу служить вам, то как раб и наемщик, не иначе… я не сержусь, а грущу-с.
А если, может быть, и хорошо (
что тоже возможно), то
чем же опять хорошо?» Сам отец семейства, Иван Федорович, был, разумеется, прежде всего удивлен, но потом вдруг сделал признание,
что ведь, «ей-богу, и ему что-то в этом же роде всё это время мерещилось, нет-нет и вдруг как будто и померещится!» Он тотчас же умолк под грозным взглядом своей супруги, но умолк он утром, а вечером, наедине с супругой, и принужденный опять говорить, вдруг и как бы с особенною бодростью выразил несколько неожиданных мыслей: «Ведь в сущности
что ж?..» (Умолчание.) «Конечно, всё это очень странно, если только правда, и
что он не спорит, но…» (Опять умолчание.) «А с другой стороны, если глядеть на вещи прямо, то князь, ведь, ей-богу, чудеснейший парень, и… и, и — ну, наконец, имя же, родовое наше имя, всё это будет иметь вид, так сказать, поддержки родового имени, находящегося в унижении, в глазах
света, то есть, смотря с этой точки зрения, то есть, потому… конечно,
свет;
свет есть
свет; но всё же и князь не без состояния, хотя бы только даже и некоторого.
По ее мнению, всё происшедшее было «непростительным и даже преступным вздором, фантастическая картина, глупая и нелепая!» Прежде всего уж то,
что «этот князишка — больной идиот, второе — дурак, ни
света не знает, ни места в
свете не имеет: кому его покажешь, куда приткнешь? демократ какой-то непозволительный, даже и чинишка-то нет, и… и…
что скажет Белоконская?
Почему она одна, Лизавета Прокофьевна, осуждена обо всех заботиться, всё замечать и предугадывать, а все прочие — одних ворон считать?» и пр., и пр. Александра Ивановна сначала была осторожна и заметила только,
что ей кажется довольно верною идея папаши о том,
что в глазах
света может показаться очень удовлетворительным выбор князя Мышкина в мужья для одной из Епанчиных.
К тому же Белоконская и в самом деле скоро уезжала; а так как ее протекция действительно много значила в
свете и так как надеялись,
что она к князю будет благосклонна, то родители и рассчитывали,
что «
свет» примет жениха Аглаи прямо из рук всемощной «старухи», а стало быть, если и будет в этом что-нибудь странное, то под таким покровительством покажется гораздо менее странным.
В первый раз в жизни он видел уголок того,
что называется страшным именем «
света».
— Мне кажется,
что вас слишком уже поразил случай с вашим благодетелем, — ласково и не теряя спокойствия заметил старичок, — вы воспламенены… может быть, уединением. Если бы вы пожили больше с людьми, а в
свете, я надеюсь, вам будут рады, как замечательному молодому человеку, то, конечно, успокоите ваше одушевление и увидите,
что всё это гораздо проще… и к тому же такие редкие случаи… происходят, по моему взгляду, отчасти от нашего пресыщения, а отчасти от… скуки…
Я много слышал и сам очень верил,
что в
свете всё манера, всё дряхлая форма, а сущность иссякла; но ведь я сам теперь вижу,
что этого быть не может у нас; это где-нибудь, а только не у нас.
К этому прибавляли, в виде современной характеристики нравов,
что бестолковый молодой человек действительно любил свою невесту, генеральскую дочь, но отказался от нее единственно из нигилизма и ради предстоящего скандала, чтобы не отказать себе в удовольствии жениться пред всем
светом на потерянной женщине и тем доказать,
что в его убеждении нет ни потерянных, ни добродетельных женщин, а есть только одна свободная женщина;
что он в светское и старое разделение не верит, а верует в один только «женский вопрос».