Неточные совпадения
Князь встал, поспешно снял с себя плащ и остался в довольно приличном и ловко сшитом, хотя и поношенном
уже пиджаке. По жилету
шла стальная цепочка. На цепочке оказались женевские серебряные часы.
Ну, вот, это простой, обыкновенный и чистейший английский шрифт: дальше
уж изящество не может
идти, тут все прелесть, бисер, жемчуг; это законченно; но вот и вариация, и опять французская, я ее у одного французского путешествующего комми заимствовал: тот же английский шрифт, но черная; линия капельку почернее и потолще, чем в английском, ан — пропорция света и нарушена; и заметьте тоже: овал изменен, капельку круглее и вдобавок позволен росчерк, а росчерк — это наиопаснейшая вещь!
— Напротив, даже очень мило воспитан и с прекрасными манерами. Немного слишком простоват иногда… Да вот он и сам! Вот-с, рекомендую, последний в роде князь Мышкин, однофамилец и, может быть, даже родственник, примите, обласкайте. Сейчас
пойдут завтракать, князь, так сделайте честь… А я
уж, извините, опоздал, спешу…
Я слыхал даже, что ее хотели присудить к наказанию, но,
слава богу, прошло так; зато
уж дети ей проходу не стали давать, дразнили пуще прежнего, грязью кидались; гонят ее, она бежит от них с своею слабою грудью, задохнется, они за ней, кричат, бранятся.
— А, опять она! — вскричал Ганя, насмешливо и ненавистно смотря на сестру. — Маменька! клянусь вам в том опять, в чем
уже вам давал слово: никто и никогда не осмелится вам манкировать, пока я тут, пока я жив. О ком бы ни
шла речь, а я настою на полнейшем к вам уважении, кто бы ни перешел чрез наш порог…
— В том, что Настасья Филипповна непременно
пойдет за вас и что всё это
уже кончено, а во-вторых, если бы даже и вышла, что семьдесят пять тысяч вам так и достанутся прямо в карман. Впрочем, я, конечно, тут многого не знаю.
Был
уже двенадцатый час. Князь знал, что у Епанчиных в городе он может застать теперь одного только генерала, по службе, да и то навряд. Ему подумалось, что генерал, пожалуй, еще возьмет его и тотчас же отвезет в Павловск, а ему до того времени очень хотелось сделать один визит. На риск опоздать к Епанчиным и отложить свою поездку в Павловск до завтра, князь решился
идти разыскивать дом, в который ему так хотелось зайти.
— «Была бы честь приложена, а
уж очень не
идет к тебе это».
А чай пить и обедать опять не будешь?» — «Сказал не буду — прости!» — «
Уж как это к тебе не
идет, говорит, если б ты только знал, как к корове седло.
— В воду или под нож! — проговорил тот наконец. — Хе! Да потому-то и
идет за меня, что наверно за мной нож ожидает! Да неужто
уж ты и впрямь, князь, до сих пор не спохватился, в чем тут всё дело?
Со зла и
идет за меня… коли выйдет, так
уж верно говорю, что со зла выйдет.
Пошли чрез те же комнаты, по которым
уже князь проходил; Рогожин
шел немного впереди, князь за ним.
Итак, если он
шел теперь, то,
уж конечно, не за тем, чтоб ее видеть.
Да, он
уже и был на Петербургской, он был близко от дома; ведь не с прежнею же целью теперь он
идет туда, ведь не с «особенною же идеей»!
Этот демон шепнул ему в Летнем саду, когда он сидел, забывшись, под липой, что если Рогожину так надо было следить за ним с самого утра и ловить его на каждом шагу, то, узнав, что он не поедет в Павловск (что
уже, конечно, было роковым для Рогожина сведением), Рогожин непременно
пойдет туда, к тому дому, на Петербургской, и будет непременно сторожить там его, князя, давшего ему еще утром честное слово, что «не увидит ее», и что «не затем он в Петербург приехал».
Это, собственно, некоторое последствие нигилизма, но не прямым путем, а понаслышке и косвенно, и не в статейке какой-нибудь журнальной заявляют себя, а
уж прямо на деле-с; не о бессмысленности, например, какого-нибудь там Пушкина дело
идет, и не насчет, например, необходимости распадения на части России; нет-с, а теперь
уже считается прямо за право, что если очень чего-нибудь захочется, то
уж ни пред какими преградами не останавливаться, хотя бы пришлось укокошить при этом восемь персон-с.
Но по крайней мере
уж слишком низко и бесстыдно (отпрыск забыл, что и не расчетливо) будет с моей стороны, если я не возвращу теперь тех десятков тысяч, которые
пошли на мой идиотизм от П., его сыну.
По-моему, на меня далеко еще меньше десяти тысяч всего истрачено, но я положил десять тысяч, и, согласитесь сами, что, отдавая долг, я никак не мог предлагать господину Бурдовскому более, даже если б я его ужасно любил, и не мог
уже по одному чувству деликатности, именно потому, что отдавал ему долг, а не
посылал ему подаяние.
— Ведь
уж умирает, а всё ораторствует! — воскликнула Лизавета Прокофьевна, выпустив его руку и чуть не с ужасом смотря, как он вытирал кровь с своих губ. — Да куда тебе говорить! Тебе просто
идти ложиться надо…
Гм, — продолжала она, —
уж конечно, самой досадно было, что ты не
идешь, только не рассчитала, что так к идиоту писать нельзя, потому что буквально примет, как и вышло.
— Идемте же! — звала Аглая. — Князь, вы меня поведете. Можно это, maman? Отказавшему мне жениху? Ведь вы
уж от меня отказались навеки, князь? Да не так, не так подают руку даме, разве вы не знаете, как надо взять под руку даму? Вот так, пойдемте, мы
пойдем впереди всех; хотите вы
идти впереди всех, tête-а-tête? [наедине (фр.).]
Потерявший прохожий
шел уже шагах в сорока предо мной и скоро за толпой пропал из виду.
Знайте, что есть такой предел позора в сознании собственного ничтожества и слабосилия, дальше которого человек
уже не может
идти и с которого начинает ощущать в самом позоре своем громадное наслаждение…
Если же не выдаст оружия, то я немедленно, сейчас же беру его за руки, я за одну, генерал за другую, и сей же час
пошлю известить полицию, и тогда
уже дело перейдет на рассмотрение полиции-с.
Поднялся шум; Лебедев горячился и выходил
уже из меры; Фердыщенко приготовлялся
идти в полицию; Ганя неистово настаивал на том, что никто не застрелится. Евгений Павлович молчал.
— Я не могу так пожертвовать собой, хоть я и хотел один раз и… может быть, и теперь хочу. Но я знаю наверно, что она со мной погибнет, и потому оставляю ее. Я должен был ее видеть сегодня в семь часов; я, может быть, не
пойду теперь. В своей гордости она никогда не простит мне любви моей, — и мы оба погибнем! Это неестественно, но тут всё неестественно. Вы говорите, она любит меня, но разве это любовь? Неужели может быть такая любовь, после того, что я
уже вытерпел! Нет, тут другое, а не любовь!
Когда же,
уже поздно, вошел этот Келлер и возвестил о вашем торжественном дне и о распоряжении насчет шампанского, то я, дорогой и многоуважаемый князь, имея сердце (что вы
уже, вероятно, заметили, ибо я заслуживаю), имея сердце, не скажу чувствительное, но благодарное, чем и горжусь, — я, для пущей торжественности изготовляемой встречи и во ожидании лично поздравить вас, вздумал
пойти переменить старую рухлядь мою на снятый мною по возвращении моем вицмундир, что и исполнил, как, вероятно, князь, вы и заметили, видя меня в вицмундире весь вечер.
Вот что, князь, и я теперь сообщу: давеча генерал, когда мы с ним
шли к этому Вилкину, после того, как
уже он мне рассказал о пожаре, и, кипя, разумеется, гневом, вдруг начал мне намекать то же самое про господина Фердыщенка, но так нескладно и неладно, что я поневоле сделал ему некоторые вопросы, и вследствие того убедился вполне, что всё это известие единственно одно вдохновение его превосходительства…
— Вы только еще более поджигаете его этим, — говорил он ей, — некуда ему
идти, чрез полчаса его опять приведут, я с Колей
уже говорил; дайте подурачиться.
Несмотря на все возражения супруга и дочерей, она немедленно
послала за Аглаей, с тем чтоб
уж задать ей последний вопрос и от нее получить самый ясный и последний ответ.
Он проснулся в девятом часу, с головною болью, с беспорядком в мыслях, с странными впечатлениями. Ему ужасно почему-то захотелось видеть Рогожина; видеть и много говорить с ним, — о чем именно, он и сам не знал; потом он
уже совсем решился было
пойти зачем-то к Ипполиту. Что-то смутное было в его сердце, до того, что приключения, случившиеся с ним в это утро, произвели на него хотя и чрезвычайно сильное, но все-таки какое-то неполное впечатление. Одно из этих приключений состояло в визите Лебедева.
Александра
уж хотела
пойти к нему и осторожно, через всю комнату, присоединиться к их компании, то есть к компании князя N., подле Белоконской.
Я с любопытством
шел сюда сегодня, со смятением: мне надо было видеть самому и лично убедиться: действительно ли весь этот верхний слой русских людей
уж никуда не годится, отжил свое время, иссяк исконною жизнью и только способен умереть, но всё еще в мелкой завистливой борьбе с людьми… будущими, мешая им, не замечая, что сам умирает?
— Я не от вас ухожу, — продолжал он с беспрерывною одышкой и перхотой, — я, напротив, нашел нужным к вам прийти, и за делом… без чего не стал бы беспокоить. Я туда ухожу, и в этот раз, кажется, серьезно. Капут! Я не для сострадания, поверьте… я
уж и лег сегодня, с десяти часов, чтоб
уж совсем не вставать до самого того времени, да вот раздумал и встал еще раз, чтобы к вам
идти… стало быть, надо.
Я бы на вашем месте
послал туда посторожить, чтоб
уж так ровно ту минуту улучить, когда она с крыльца сойдет.
Рассказывали, что Лизавета Прокофьевна, дочери и даже князь Щ. обошлись тогда с князем чрезвычайно жестко, неприязненно, и что тогда же и отказали ему в горячих выражениях, и в знакомстве, и в дружбе, особенно когда Варвара Ардалионовна вдруг явилась к Лизавете Прокофьевне и объявила, что Аглая Ивановна
уже с час как у ней в доме в положении ужасном, и домой, кажется,
идти не хочет.
Уже не встававший с постели Ипполит нарочно
послал за князем, чтобы передать ему это известие.
Наутро, еще до пробуждения ее, являлись еще два посланные к Дарье Алексеевне от князя, и
уже третьему посланному поручено было передать, что «около Настасьи Филипповны теперь целый рой модисток и парикмахеров из Петербурга, что вчерашнего и следу нет, что она занята, как только может быть занята своим нарядом такая красавица пред венцом, и что теперь, именно в сию минуту,
идет чрезвычайный конгресс о том, что именно надеть из бриллиантов и как надеть?» Князь успокоился совершенно.
Он стоял с минуту, и — странно — вдруг ему показалось, что край одной сторы приподнялся и мелькнуло лицо Рогожина, мелькнуло и исчезло в то же мгновение. Он подождал еще и
уже решил было
идти и звонить опять, но раздумал и отложил на час: «А кто знает, может, оно только померещилось…»
Когда наконец они повернули с двух разных тротуаров в Гороховую и стали подходить к дому Рогожина, у князя стали опять подсекаться ноги, так что почти трудно было
уж и
идти. Было
уже около десяти часов вечера. Окна на половине старушки стояли, как и давеча, отпертые, у Рогожина запертые, и в сумерках как бы еще заметнее становились на них белые спущенные сторы. Князь подошел к дому с противоположного тротуара; Рогожин же с своего тротуара ступил на крыльцо и махал ему рукой. Князь перешел к нему на крыльцо.
В руках его
уже был ключ. Поднимаясь по лестнице, он обернулся и погрозил князю, чтобы тот
шел тише, тихо отпер дверь в свои комнаты, впустил князя, осторожно прошел за ним, запер дверь за собой и положил ключ в карман.
Между прочим, отчасти по его старанию, устроилась и дальнейшая судьба князя: давно
уже отличил он, между всеми лицами, которых узнал в последнее время, Евгения Павловича Радомского; он первый
пошел к нему и передал ему все подробности совершившегося события, какие знал, и о настоящем положении князя.