Неточные совпадения
Наутро покойник дает мне два пятипроцентных билета, по пяти тысяч каждый,
сходи, дескать, да продай, да семь тысяч пятьсот
к Андреевым на контору снеси, уплати, а остальную сдачу с десяти тысяч,
не заходя никуда, мне представь; буду тебя дожидаться.
Этого сюрприза даже и Барашков, приученный
к «синякам фортуны»,
не мог вынести; он
сошел с ума и чрез месяц помер в горячке.
Тут часа три-четыре
проходят на известные вещи: на священника, на завтрак,
к которому ему вино, кофей и говядину дают (ну,
не насмешка ли это?
Я слыхал даже, что ее хотели присудить
к наказанию, но, слава богу,
прошло так; зато уж дети ей проходу
не стали давать, дразнили пуще прежнего, грязью кидались; гонят ее, она бежит от них с своею слабою грудью, задохнется, они за ней, кричат, бранятся.
Мари чуть с ума
не сошла от такого внезапного счастия; ей это даже и
не грезилось; она стыдилась и радовалась, а главное, детям хотелось, особенно девочкам, бегать
к ней, чтобы передавать ей, что я ее люблю и очень много о ней им говорю.
Аглая остановилась, взяла записку и как-то странно поглядела на князя. Ни малейшего смущения
не было в ее взгляде, разве только проглянуло некоторое удивление, да и то, казалось, относившееся
к одному только князю. Аглая своим взглядом точно требовала от него отчета, — каким образом он очутился в этом деле вместе с Ганей? — и требовала спокойно и свысока. Они простояли два-три мгновения друг против друга; наконец что-то насмешливое чуть-чуть обозначилось в лице ее; она слегка улыбнулась и
прошла мимо.
Вы и
не подозреваете, на какие фокусы человеческое самолюбие способно: вот она считает меня подлецом, за то, что я ее, чужую любовницу, так откровенно за ее деньги беру, а и
не знает, что иной бы ее еще подлее надул: пристал бы
к ней и начал бы ей либерально-прогрессивные вещи рассыпать, да из женских разных вопросов вытаскивать, так она бы вся у него в игольное ушко как нитка
прошла.
Он от радости задыхался: он
ходил вокруг Настасьи Филипповны и кричал на всех: «
Не подходи!» Вся компания уже набилась в гостиную. Одни пили, другие кричали и хохотали, все были в самом возбужденном и непринужденном состоянии духа. Фердыщенко начинал пробовать
к ним пристроиться. Генерал и Тоцкий сделали опять движение поскорее скрыться. Ганя тоже был со шляпой в руке, но он стоял молча и все еще как бы оторваться
не мог от развивавшейся пред ним картины.
В доме генерала Епанчина он тоже
не появлялся ни разу, так что и
к генералу стал
ходить другой чиновник.
Она удивлялась, сердилась, приписывала знакомство с Варей капризам и властолюбию своих дочерей, которые «уж и придумать
не знают, что ей сделать напротив», а Варвара Ардалионовна все-таки продолжала
ходить к ним до и после своего замужества.
«Видно из того, что она его каждый день пригласила
ходить к ней по утрам, от часу до двух, и тот каждый день
к ней таскается и до сих пор
не надоел», — заключила генеральша, прибавив
к тому, что чрез «старуху» князь в двух-трех домах хороших стал принят.
— Я, как тебя нет предо мною, то тотчас же
к тебе злобу и чувствую, Лев Николаевич. В эти три месяца, что я тебя
не видал, каждую минуту на тебя злобился, ей-богу. Так бы тебя взял и отравил чем-нибудь! Вот как. Теперь ты четверти часа со мной
не сидишь, а уж вся злоба моя
проходит, и ты мне опять по-прежнему люб. Посиди со мной…
— Во-первых, милый князь, на меня
не сердись, и если было что с моей стороны — позабудь. Я бы сам еще вчера
к тебе зашел, но
не знал, как на этот счет Лизавета Прокофьевна… Дома у меня… просто ад, загадочный сфинкс поселился, а я
хожу, ничего
не понимаю. А что до тебя, то, по-моему, ты меньше всех нас виноват, хотя, конечно, чрез тебя много вышло. Видишь, князь, быть филантропом приятно, но
не очень. Сам, может, уже вкусил плоды. Я, конечно, люблю доброту и уважаю Лизавету Прокофьевну, но…
— Давеча утром прислала, чтоб я никогда
не смел
к вам
ходить.
— Теперь мне
не стать
к тебе вовсе
ходить, Лев Николаич, — медленно и сентенциозно прибавил он в заключение.
— Деликатности и достоинству само сердце учит, а
не танцмейстер, — сентенциозно заключила Лизавета Прокофьевна и
прошла к себе наверх, даже и
не поглядев на Аглаю.
Воротилась она
к себе в Павловск еще в большем раздражении, чем когда поехала, и тотчас же всем досталось, главное за то, что «с ума
сошли», что ни у кого решительно так
не ведутся дела, только у них одних; «чего заторопились?
Аглая взбесилась ужасно, даже совсем забылась; наговорила князю таких колкостей и дерзостей, что он уже перестал и смеяться, и совсем побледнел, когда она сказала ему наконец, что «нога ее
не будет в этой комнате, пока он тут будет сидеть, и что даже бессовестно с его стороны
к ним
ходить, да еще по ночам, в первом часу, после всего, что случилось.
На этот раз
не только
не отворили у Рогожина, но
не отворилась даже и дверь в квартиру старушки. Князь
сошел к дворнику и насилу отыскал его на дворе; дворник был чем-то занят и едва отвечал, едва даже глядел, но все-таки объявил положительно, что Парфен Семенович «вышел с самого раннего утра, уехал в Павловск и домой сегодня
не будет».
Самгин принял все это как попытку Варвары выскользнуть из-под его влияния, рассердился и с неделю
не ходил к ней, уверенно ожидая, что она сама придет. Но она не шла, и это беспокоило его, Варвара, как зеркало, была уже необходима, а кроме того он вспомнил, что существует Алексей Гогин, франт, похожий на приказчика и, наверное, этим приятный барышням. Тогда, подумав, что Варвара, может быть, нездорова, он пошел к ней и в прихожей встретил Любашу в шубке, в шапочке и, по обыкновению ее, с книгами под мышкой.
Неточные совпадения
Идите вы
к чиновнику, //
К вельможному боярину, // Идите вы
к царю, // А женщин вы
не трогайте, — // Вот Бог! ни с чем
проходите // До гробовой доски!
Я сам уж в той губернии // Давненько
не бывал, // А про Ермилу слыхивал, // Народ им
не бахвалится, //
Сходите вы
к нему.
Ходя по улицам с опущенными глазами, благоговейно приближаясь
к папертям, они как бы говорили смердам:"Смотрите! и мы
не гнушаемся общения с вами!", но, в сущности, мысль их блуждала далече.
Но на седьмом году правления Фердыщенку смутил бес. Этот добродушный и несколько ленивый правитель вдруг сделался деятелен и настойчив до крайности: скинул замасленный халат и стал
ходить по городу в вицмундире. Начал требовать, чтоб обыватели по сторонам
не зевали, а смотрели в оба, и
к довершению всего устроил такую кутерьму, которая могла бы очень дурно для него кончиться, если б, в минуту крайнего раздражения глуповцев, их
не осенила мысль: «А ну как, братцы, нас за это
не похвалят!»
— Знаю я одного человечка, — обратился он
к глуповцам, —
не к нему ли нам наперед поклониться
сходить?