Неточные совпадения
— О, еще бы! — тотчас же ответил князь, — князей Мышкиных теперь и
совсем нет, кроме меня; мне кажется, я последний. А что касается до отцов и дедов, то они у нас и однодворцами бывали. Отец мой был, впрочем, армии подпоручик, из юнкеров. Да вот
не знаю, каким образом и генеральша Епанчина очутилась тоже из княжон Мышкиных, тоже последняя в своем роде…
— А представьте, я
совсем не думая сказал, — пояснил он наконец в удивлении.
— Нет,
не знаю,
совсем. Я ведь в России очень мало кого знаю. Это вы-то Рогожин?
Это, говорит,
не тебе чета, это, говорит, княгиня, а зовут ее Настасьей Филипповной, фамилией Барашкова, и живет с Тоцким, а Тоцкий от нее как отвязаться теперь
не знает, потому
совсем то есть лет достиг настоящих, пятидесяти пяти, и жениться на первейшей раскрасавице во всем Петербурге хочет.
— Я, н-н-нет! Я ведь… Вы, может быть,
не знаете, я ведь по прирожденной болезни моей даже
совсем женщин
не знаю.
— В Петербурге?
Совсем почти нет, так, только проездом. И прежде ничего здесь
не знал, а теперь столько, слышно, нового, что, говорят, кто и знал-то, так сызнова узнавать переучивается. Здесь про суды теперь много говорят.
«Он, должно быть, когда один,
совсем не так смотрит и, может быть, никогда
не смеется», — почувствовалось как-то князю.
— А знаете, князь, — сказал он
совсем почти другим голосом, — ведь я вас все-таки
не знаю, да и Елизавета Прокофьевна, может быть, захочет посмотреть на однофамильца… Подождите, если хотите, коли у вас время терпит.
— Ну нет, — с убеждением перебил генерал, — и какой, право, у тебя склад мыслей! Станет она намекать… да и
не интересанка
совсем. И притом, чем ты станешь дарить: ведь тут надо тысячи! Разве портретом? А что, кстати,
не просила еще она у тебя портрета?
—
Не знаю, как вам сказать, — ответил князь, — только мне показалось, что в нем много страсти, и даже какой-то больной страсти. Да он и сам еще
совсем как будто больной. Очень может быть, что с первых же дней в Петербурге и опять сляжет, особенно если закутит.
На вопрос Настасьи Филипповны: «Чего именно от нее хотят?» — Тоцкий с прежнею, совершенно обнаженною прямотой, признался ей, что он так напуган еще пять лет назад, что
не может даже и теперь
совсем успокоиться, до тех пор, пока Настасья Филипповна сама
не выйдет за кого-нибудь замуж.
— За что ты все злишься,
не понимаю, — подхватила генеральша, давно наблюдавшая лица говоривших, — и о чем вы говорите, тоже
не могу понять. Какой пальчик и что за вздор? Князь прекрасно говорит, только немного грустно. Зачем ты его обескураживаешь? Он когда начал, то смеялся, а теперь
совсем осовел.
Он со сна
не поверил, начал было спорить, что бумага выйдет чрез неделю, но когда
совсем очнулся, перестал спорить и замолчал, — так рассказывали, — потом сказал: «Все-таки тяжело так вдруг…» — и опять замолк, и уже ничего
не хотел говорить.
Тогда Мари
совсем уже перестали кормить; а в деревне все ее гнали, и никто даже ей работы
не хотел дать, как прежде.
Может, моя участь
совсем переменится, но это все
не то и
не главное.
Когда я сел в вагон и вагон тронулся, они все мне прокричали «ура!» и долго стояли на месте, пока
совсем не ушел вагон.
И
не подумайте, что я с простоты так откровенно все это говорил сейчас вам про ваши лица; о нет,
совсем нет!
На обстоятельную, но отрывистую рекомендацию Гани (который весьма сухо поздоровался с матерью,
совсем не поздоровался с сестрой и тотчас же куда-то увел из комнаты Птицына) Нина Александровна сказала князю несколько ласковых слов и велела выглянувшему в дверь Коле свести его в среднюю комнату. Коля был мальчик с веселым и довольно милым лицом, с доверчивою и простодушною манерой.
Уж одно то, что Настасья Филипповна жаловала в первый раз; до сих пор она держала себя до того надменно, что в разговорах с Ганей даже и желания
не выражала познакомиться с его родными, а в самое последнее время даже и
не упоминала о них
совсем, точно их и
не было на свете.
Совсем пьяных, впрочем,
не было; зато все казались сильно навеселе.
— Я вас подлецом теперь уже никогда
не буду считать, — сказал князь. — Давеча я вас уже
совсем за злодея почитал, и вдруг вы меня так обрадовали, — вот и урок:
не судить,
не имея опыта. Теперь я вижу, что вас
не только за злодея, но и за слишком испорченного человека считать нельзя. Вы, по-моему, просто самый обыкновенный человек, какой только может быть, разве только что слабый очень и нисколько
не оригинальный.
— А я вас именно хотел попросить,
не можете ли вы, как знакомый, ввести меня сегодня вечером к Настасье Филипповне? Мне это надо непременно сегодня же; у меня дело; но я
совсем не знаю, как войти. Я был давеча представлен, но все-таки
не приглашен: сегодня там званый вечер. Я, впрочем, готов перескочить через некоторые приличия, и пусть даже смеются надо мной, только бы войти как-нибудь.
— Варька из самолюбия делает, из хвастовства, чтоб от матери
не отстать; ну, а мамаша действительно… я уважаю. Да, я это уважаю и оправдываю. Даже Ипполит чувствует, а он почти
совсем ожесточился. Сначала было смеялся и называл это со стороны мамаши низостью; но теперь начинает иногда чувствовать. Гм! Так вы это называете силой? Я это замечу. Ганя
не знает, а то бы назвал потворством.
— А
не кончить ли
совсем? — лукаво спросил Афанасий Иванович.
Еще до дому
не дошел, к майору потребовали, потом пришлось в роту зайти, так что домой воротился
совсем ввечеру.
—
Не понимаю вас, Афанасий Иванович; вы действительно
совсем сбиваетесь. Во-первых, что такое «при людях»? Разве мы
не в прекрасной интимной компании? И почему «пети-жё»? Я действительно хотела рассказать свой анекдот, ну, вот и рассказала;
не хорош разве? И почему вы говорите, что «
не серьезно»? Разве это
не серьезно? Вы слышали, я сказала князю: «как скажете, так и будет»; сказал бы да, я бы тотчас же дала согласие, но он сказал нет, и я отказала. Тут вся моя жизнь на одном волоске висела; чего серьезнее?
— Позвольте, Настасья Филипповна, — вскричал генерал в припадке рыцарского великодушия, — кому вы говорите? Да я из преданности одной останусь теперь подле вас, и если, например, есть какая опасность… К тому же я, признаюсь, любопытствую чрезмерно. Я только насчет того хотел, что они испортят ковры и, пожалуй, разобьют что-нибудь… Да и
не надо бы их
совсем, по-моему, Настасья Филипповна!
Сам же он почти
совсем успел отрезвиться, но зато чуть
не одурел от всех вынесенных им впечатлений в этот безобразный и ни на что
не похожий день из всей его жизни.
Быть
не может, чтобы ваша жизнь
совсем уже погибла.
— В Екатерингоф, — отрапортовал из угла Лебедев, а Рогожин только вздрогнул и смотрел во все глаза, как бы
не веря себе. Он
совсем отупел, точно от ужасного удара по голове.
Но и с ним приключилось одно обстоятельство, вскоре быстро охладившее, а впоследствии и
совсем уничтожившее все недобрые рассказы на его счет: он сделался очень болен и
не мог являться
не только нигде в обществе, но даже и на службу.
Здесь кстати упомянуть, что бывший в проекте брак Афанасия Ивановича Тоцкого и старшей Епанчиной
совсем расстроился, и формальное предложение его вовсе
не состоялось!
— Пятьдесят рублей, если выиграю, и только пять, если проиграю, — объяснил вдруг Лебедев
совсем другим голосом, чем говорил доселе, а так, как будто он никогда
не кричал.
— Да уж говорите прямо, что
совсем неправ,
не виляйте; что за «несколько»!
Да и то соврал, если уж подслушал меня: я
не просто за одну графиню Дюбарри молился; я причитал так: «Упокой, господи, душу великой грешницы графини Дюбарри и всех ей подобных», а уж это
совсем другое; ибо много таковых грешниц великих, и образцов перемены фортуны, и вытерпевших, которые там теперь мятутся и стонут, и ждут; да я и за тебя, и за таких же, как ты, тебе подобных, нахалов и обидчиков, тогда же молился, если уж взялся подслушивать, как я молюсь…
— Я и
не знал, что у вас такое хозяйство, — сказал князь с видом человека, думающего
совсем о другом.
— Н-н-нет.
Не…
не совсем-с.
—
Не знаю
совсем. Твой дом имеет физиономию всего вашего семейства и всей вашей рогожинской жизни, а спроси, почему я этак заключил, — ничем объяснить
не могу. Бред, конечно. Даже боюсь, что это меня так беспокоит. Прежде и
не вздумал бы, что ты в таком доме живешь, а как увидал его, так сейчас и подумалось: «Да ведь такой точно у него и должен быть дом!»
Я как приехал, она и говорит: «Я от тебя
не отрекаюсь
совсем; я только подождать еще хочу, сколько мне будет угодно, потому я всё еще сама себе госпожа.
— Знаешь, что я тебе скажу! — вдруг одушевился Рогожин, и глаза его засверкали. — Как это ты мне так уступаешь,
не понимаю? Аль уж
совсем ее разлюбил? Прежде ты все-таки был в тоске; я ведь видел. Так для чего же ты сломя-то голову сюда теперь прискакал? Из жалости? (И лицо его искривилось в злую насмешку.) Хе-хе!
Засел бы молча один в этом доме с женой, послушною и бессловесною, с редким и строгим словом, ни одному человеку
не веря, да и
не нуждаясь в этом
совсем и только деньги молча и сумрачно наживая.
А так как ты
совсем необразованный человек, то и стал бы деньги копить и сел бы, как отец, в этом доме с своими скопцами; пожалуй бы, и сам в их веру под конец перешел, и уж так бы „ты свои деньги полюбил, что и
не два миллиона, а, пожалуй бы, и десять скопил, да на мешках своих с голоду бы и помер, потому у тебя во всем страсть, всё ты до страсти доводишь“.
Матушка и прежде, вот уже два года, точно как бы
не в полном рассудке сидит (больная она), а по смерти родителя и
совсем как младенцем стала, без разговору: сидит без ног и только всем, кого увидит, с места кланяется; кажись,
не накорми ее, так она и три дня
не спохватится.
— Эк ведь мы! — засмеялся он вдруг, совершенно опомнившись. — Извини, брат, меня, когда у меня голова так тяжела, как теперь, и эта болезнь… я
совсем,
совсем становлюсь такой рассеянный и смешной. Я вовсе
не об этом и спросить-то хотел…
не помню о чем. Прощай…
Одно только меня поразило: что он вовсе как будто
не про то говорил, во всё время, и потому именно поразило, что и прежде, сколько я ни встречался с неверующими и сколько ни читал таких книг, всё мне казалось, что и говорят они, и в книгах пишут
совсем будто
не про то, хотя с виду и кажется, что про то.
Этот человек был
не вор, был даже честный, и, по крестьянскому быту,
совсем не бедный.
— Вот это я люблю! Нет, вот это лучше всего! — выкрикивал он конвульсивно, чуть
не задыхаясь. — Один
совсем в бога
не верует, а другой уж до того верует, что и людей режет по молитве… Нет, этого, брат князь,
не выдумаешь! Ха-ха-ха! Нет, это лучше всего!..
И
совсем не хотел я сюда возвращаться теперь!
И
совсем,
совсем не так думал с тобой встретиться!..
Но какое-то внутреннее непобедимое отвращение опять пересилило: он
не захотел ничего обдумывать, он
не стал обдумывать; он задумался
совсем о другом.